Свет в ночи

Ни мещанин, ни Раскольников не знали тогда, при ка­ких обстоятельствах доведется им скоро встретиться. Оба они даже отдаленно не подозревали, какие тайные духовные нити соединяют их существования. Нет, заблуждался Рас­кольников, не все между ним и людьми было порвано!

Странный разговор с дворником и мещанином кончился тем, что второй дворник, огромный мужик в армяке нарас­пашку и с ключом за поясом, схватил Раскольникова за плечо и бросил на улицу.

«—- Нечего связываться, — решил большой дворник. — Как есть выжига! Сам на то лезет, известно, а свяжись, не развяжешься... Знаем!»

Для Раскольникова наступила минута страшного ду­шевного опустошения, как будто все и всё в мире безвоз­вратно покинули его. Такой пустоты и такой темноты не в силах выдержать никто. Теперь на деле познал Раскольни­ков всю правду слов Мармеладова: «Ведь надобно же, что­бы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда- нибудь да пойти!»

«Так идти, что ль, или нет?» — думал Раскольников, ос- тановясь посреди мостовой на перекрестке и осматриваясь кругом, как будто ожидая от кого-то последнего слова. Но ничто не отозвалось ниоткуда: всё было глухо и мертво, как камни, по которым он ступал, для него мертво, для него од­ного...» (выделено мною. — Г. М.).

На этом кончается воля самого Раскольникова; она не­способна больше привести его куда-нибудь, кроме полицей­ской конторы, да и то лишь по инерции, бессмысленно и бесчувственно. Казалось, дух глухой и немой восторжество­вал над ним всецело. Но не одна природа не терпит пусто­ты — ее не терпит Бог. И когда кто-нибудь впадает в чер­ное, мертвое, неподвижное отчаяние, тогда-то и вспыхивает для него неожиданно чудо бытия. Это знал наш великий по­эт Тютчев, сам испытавший неоднократно весь ужас духов­ной опустошености, отчаяния, неверия и завещавший нам поистине бессмертные слова:

Чему бы жизнь нас ни учила. Но сердце верит в чудеса. Есть нескудеющая сила, Есть и нетленная краса.

Чудо всегда совершается неожиданно и внезапно. Так случилось и с Раскольниковым. К тому, чтобы сознаться в преступлении, он в глубине своей не был готов. Его душе предстояло еще испытать предварительно вторжение ангель­ских сил и пройти при содействии потусторонней злой воли через соблазн запирательства.

Бытие трехпланно, и веяния из иных областей дохо­дят до нас через посредников, через нас же самих, несущих друг другу нездешние вести и повеления. Их также доносит до нас безостановочный поток жизненных событий. На по­мощь Раскольникову спешила чья-то отходящая душа. «Вдруг, далеко, шагов за двести от него, в конце улицы, в сгущавшейся темноте, различил он толпу, говор, крики... Среди толпы стоял какой-то экипаж... Замелькал среди ули­цы огонек (выделено мною. — Г. М.). «Что такое?» Рас­кольников поворотил вправо и пошел на толпу. Он точно цеплялся за всё и холодно усмехнулся, подумав это, потому что уж наверное решил про контору и твердо знал, что сей­час всё кончится».

Но жизнь не считалась с мертворожденными решениями Раскольникова и поворачивала его к иному. Перед ним сно­ва были люди и снова мерцал для него огонек в ночи. Пос­ледний пламенный отблеск уходящего солнца на окне от­даленной мансарды не унес с собой сердца несчастного убий­цы, оно еще билось в нем, и он хотел жить. За черным хо­ждением по мукам мерещился просвет, маячила какая-то искра и звала к себе.

Свет в ночи

Раскольников подошел к толпе. «Посреди улицы стояла коляска, щегольская и барская, запряженная парой горячих серых лошадей; седоков не было, и сам кучер, слезши с ко­зел, стоял подле; лошадей держали под уздцы. Кругом тес­нилось множество народу, впереди всех полицейские. У од­ного из них был в руках зажженный фонарик, которым он, нагибаясь, освещал что-то на мостовой, у самых колес».