– Волны слишком большие, чтобы выходить в океан, – сообщил Ральф сержанту Наккею.
Сержант Спрэгг – старший полицейский чин из Албани – настаивал на том, чтобы отплыть немедленно.
– Если ему уж так не терпится, пусть плывет сам! – отрезал шкипер.
– Что ж, тогда пусть Шербурн сидит на катере под охраной. Я не собираюсь потакать тому, чтобы он сговаривался с женой. Благодарю покорно! – не унимался Спрэгг.
Сержант Наккей взглянул на Ральфа и приподнял брови. Презрительная усмешка, скривившая его губы, красноречиво свидетельствовала о его отношении к коллеге.
Ближе к вечеру у катера появился Невилл Уитниш.
– В чем дело? – поинтересовался у него констебль Страгнелл, весьма серьезно воспринявший приказ охранять арестованного.
– Шербурн должен передать мне дела. Ему надлежит подняться со мной на маяк. – Отличаясь немногословностью, Уитниш вообще редко открывал рот, но всегда говорил тоном, не допускающим возражений.
Не зная, как следует поступить, Страгнелл все же нашелся:
– Ладно, только я буду его сопровождать.
– Вход на маяк посторонним запрещен! Предписание Содружества. Я сам приведу его назад, когда мы закончим.
Том и смотритель молча дошли да башни маяка, и только у двери Том тихо поинтересовался:
– К чему все это? Ты можешь обойтись и без меня.
– Никогда не видел, чтобы маяк содержался в таком идеальном порядке! Что ты там еще натворил, меня не касается. Но ты наверняка захочешь попрощаться. Я подожду внизу, – пояснил он и отвернулся, глядя в круглое окно на бушующий океан.
И Том – в последний раз! – поднялся по сотням ступенек. В последний раз он сотворил волшебство превращения серы и мазута в ослепительный огонь. В последний раз он послал сигнал морякам на многие мили вокруг: «Будьте осторожны!»К следующему утру шторм стих, и небо снова сияло безмятежной синевой. На пляжах виднелись желтые пятна пены и выброшенные волнами водоросли. Когда катер отчаливал от причала и выходил в океан, путь ему указывала стая дельфинов, игравших перед носом судна, то удаляясь от него, то совсем близко. Изабель с опухшими и заплаканными глазами сидела в одном углу каюты, а Том – в другом. Полицейские обсуждали график дежурств и чем лучше чистить ботинки, чтобы они блестели. На корме полусгнивший брезент источал тошнотворный запах своего ужасного содержимого.
Люси, сидя на коленях у Изабель, снова спросила:
– А куда мы плывем, мама?
– Обратно в Партагез, мое солнышко.
– А зачем?
Изабель бросила на Тома красноречивый взгляд.
– Я не знаю зачем, Люси. Но так надо. – И она еще крепче прижала ее к себе.
Потом девочка сползла с колен матери и забралась на колени к Тому. Он крепко держал ее, стараясь запечатлеть в памяти как можно больше: запах волос, форму маленьких пальчиков, дыхание, которое становилось слышным, когда она тыкалась ему в лицо.
Остров постепенно удалялся, превращаясь в свою миниатюрную копию, и наконец совсем исчез. Он остался только в памяти, и ассоциации, которые он вызывал у разных людей, вспоминавших о нем, совсем не похожи.
Том смотрел на Изабель и пытался поймать ее взгляд. Ему хотелось увидеть на ее лице ту улыбку, которая так часто напоминала ему свет маяка на Янусе – верный, надежный и вселяющий уверенность, что в этом мире он не одинок и не потеряется. Но свет погас, и теперь ее лицо казалось чужим и лишенным жизни.
Он отмерял свой путь на материк вспышками провожающего его маяка.
Часть III
Глава 25
Едва они ступили на берег, сержант Спрэгг вытащил из кармана наручники и направился к Тому. Вернон Наккей остановил его жестом и отрицательно покачал головой.