С сего время стал очень мало употреблять пищи…
Уже ничего не ел, только изредка пил, очень заметно изменился и ослаб.
Потом снял с себя камилавку, и два раза перекрестился, и на лице его появилась особенно-приятная улыбка; сложив руки на груди, он как бы задремал минут на десять и был спокоен…
Все время десятилетней своей болезни, как вспоминали его келейники, игумен Дамаскин никогда не охал, не стенал.
– Батюшка, как ваше здоровье? – спрашивали его.
– Слава Богу! – всегда отвечал он…
Никогда не спрашивал чего-либо определенного из пищи, но был всегда доволен тем, когда что дадут. Не назначал он время для обеда и ужина: но когда предложат, всегда был готов как дитя…
«О, дивное и чудное это было послушание его и отсечение своей воли! – вспоминали келейники. – По истине уча, учил плоть презирати. Прилежати же учил о бессмертной душе»…
Бывало, посадят его в кресло и позабудут… Через какое-то время придут – жмется игумен, неудобно ему сидеть.
– Батюшка? – сокрушались келейники. – Что же вы не позвонили? Ведь был у вас колокольчик…
– А я положил так, что если Бог вам возвестит, то вы придете. Вы и пришли…
Иногда келейники возили игумена кататься.
И никогда он не выбирал, куда поехать, хотя еще и мог говорить. Всегда соглашался с тем, что ему предлагали…
Три года потом он лежал на одном боку, и не было на нем ни одного пролежня.
И никогда ни на что не пожаловался…
А ведь как тяжела – тем более с отсечением своей воли! – была болезненная участь Дамаскина!
Возможно ли, говорит монастырская летопись, написать подробно, что он претерпел, во всем положась на волю своих келейников.
Положат его – он не скажет, – не хочу лежать! – лежит…
Посадят – сидит, пока келейники не придут.
О, дивное терпение этого Иова девятнадцатого века!
Глава девятая
20 января 1881 года игумен Дамаскин в последний раз приобщился Святых Христовых Тайн.
Едва-едва уже мог он перекреститься и сказать: «Слава Богу!»
На 23-е число ночь прошла тревожно, без сна.
Читали Евангелие, по утру прочитали отходную, ибо заметно было, что отец игумен угасает…
Спустя несколько времени он сам перекрестился и сложил руки на груди. Лежал на правом боку так, что окружающие думали – задремал…
Вот он глубоко вздохнул, минуту спустя еще вздохнул и заснул навеки.
Игумена Дамаскина не стало…
Случилось это 23 января 1881 года в половине десятого дня, во время поздней обедни.
Честна пред Господом смерть преподобных Его!
Необыкновенная тишина окружала тело Дамаскина. Над головою лежало Евангелие, возле одра стояли иеромонах в епитрахили со свечей, схимонах, монахи, послушники.
Сразу же дали знать о кончине в церковь – и там сейчас же совершили ектенью.
Тело Дамаскина обмыли, отерли маслом и вином. На кресле перенесли из спальни в гостиную. Он сидел в рясе и клобуке, как живой…
Потом надели в мантию, спеленали и положили на одр…
27 января, в пять часов утра отец Никодим с отцом Афанасием служили панихиду. По окончании обедни – отпевание.
Отпевал наместник, десять иеромонахов, шесть иеродиаконов.
Во все время службы лицо игумена было открыто, а по прощании закрыли воздухом.
Иеромонахи подняли гроб и понесли в ризах: против церкви Петра и Павла была лития; здесь иеромонахи поставили гроб у рухольных ворот.
Наместник сказал:
– Откройте лицо, хотя еще посмотрим; в последний раз! Открыли, и оно оставалось не закрыто до последней минуты опущения в могилу.
Когда диакон сказал: «Вечная память!», лицо снова покрыли воздухом, а сверху черным покровом, с белым крестом.
Певчие запели…
Наместник Ионафан полил покойного маслом, которым игумен соборовался 12 декабря 1879 года, потом посыпал землею, и гроб закрыли крышкою, укрепив ее двумя винтами.
В этот день на монастырском подворье в Сердоболе в настоятельской спальне упала игуменская трость, с которой Дамаскин ходил по городу.
– Я сейчас же подумал, что трость упала не просто… – рассказывал отец Паломон монаху Виталию, приехавшему в Сердоболь, чтобы отправить в Петербург телеграмму о кончине настоятеля. – Чего же бы ей падать? Стояла-стояла, и вдруг упала!
– А в котором часу-то случилось это?
– Так в половине десятого и случилось. 23 января…
4 мая 1881 года. В неделю о расслабленном служили панихиду по Дамаскину в могиле, у самого гроба.
По окончании панихиды пропели пасху, и положили на гроб кедровый венок, украшенный живыми цветами и фарфоровое яйцо.
Вся могила была усыпана кедром.
Гроб стоял свеж, несмотря на то, что простоял в могиле уже четыре месяца.
Чудное было это зрелище. Могила открыта и вся устлана кедром, любимым растением покойного.