Нельзя без душевного волнения перечитывать записи келейников игумена Дамаскина о последних его годах:
Позвали доктора и взяты были все возможныя меры. Батюшка все понимал, только не говорил.
После вечерни ему читали Акафист Божией Матери.
Ночь провел безспокойно; а утром прочитали правило.
После ранней обедни приобщался Святых Христовых Тайн. Потом уже стал говорить…
Когда в пять часов читали Акафист Божией Матери, отец игумен сам пел:
– Радуйся, Невесто Неневестная…
Потом велел читать книгу «Валаамские подвижники», а сам слушал, иногда говорил, что очень мало написано. В три часа лег отдохнуть, и велел идти келейнику о. Александру тоже отдохнуть…
Днем поехали в Назарьевскую пустынь, там служили молебен: о. Игумен молился с особенным усердием, а когда стали читать Евангелие, то он подошел и наклонил под него голову и простоял все чтения Евангелия. По окончании же молебна подошел к образу Божией Матери, сделал поклон, снял камилавку, и долго смотрел на икону Богоматери; потом приложился и обратясь сказал: «Спаси, Господи!» У него на глазах слезы, он плакал.
С крыльца часовни о. Игумен любовался природою. Потом пошли в настоятельские кельи, при входе в них, велел петь: «Достойно есть», а сам пошел в спальню.
Отпуст сделал в спальне.
Сел в кресла и спросил, обращаясь к послушнику Димитрию:
– Вы не заметили, что я вчера у вас был?
– Нет, не заметили… – удивленно ответил Димитрий.
– Ну а я был… – сказал игумен и, подумав, проговорил задумчиво. – Живите, дети, хорошенько ради Бога, помните, зачем пришли в Обитель. Прошу вас, ходите как можно чаще к духовному отцу, а что с возу упало, то уже пропало, только не отчаяться бы, а то Господь милостив.
– Собираются послать лодку на берег; но напрасно. Она не попадет, и наместник не приедет – ему надо славить. Ну, буди на то воля Божия!
Действительно, на другой день озеро стало мерзнуть, и никак нельзя было послать лодку.
В 6 часов вечера отец Игумен пел: «Днесь спасения нашего…», «Честнейшую Херувим» и еще говорил:
– Я уйду, а вы останетесь, и назад…
Видимо, он хотел сказать «не приду», но не договорил, залился слезами.
Здесь мерили его гроб.
– Не мал ли уже мне он? – спросил он.
Потом рассказал, что, бывало, ляжешь в него, закроешься крышкой, так скоро и душно станет, надо и открыть…
Рассказав это, тяжело вздохнул…
Потом он ходил по братским кельям, водил его монах отец Гавриил.
В этот же день разрешил келейнику своему Александру жить в Скиту и благословил образом Преподобного Александра Свирского.
– Батюшка, – сказал он потом. – Теперь в монастыре говорят, что у нас будет Настоятель чужой?
– Нет, чадо, – ответил Дамаскин. – Угодники Божии давно уже другого избрали…
– Спаси, Господи, чадо, за послушание!
И поклонился…
И этот поклон, как и всё в жизни Дамаскина, помимо прямого выражения признательности и благодарности, нагружен еще и мистическим смыслом.
Келейнику Александру, постигавшему духовную азбуку у самого Дамаскина, приняв схиму, предстоит стать одним из самых известных монастырских старцев-схимонахом Алексием…