Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I

Как часто А. В. Макаров докладывал государю о делах А. Д. Меншикова, неизвестно, хотя современники событий подмечали лояльность Алексея Васильевича к князю: «…которой вашей светлости добрый приятель»[1272]. Сомнительно, что кабинет-секретарь бежал к Петру с новостями каждый раз, как получал письмо, тем более что в особенно нервозные периоды А. Д. Меншиков обращался к А. В. Макарову как минимум раз в пару дней. Среди материалов докладных записей (меморий) кабинет-секретаря упоминание о Почепском разбирательстве встречается лишь единожды[1273]. Можно предположить, что нежелание А. В. Макарова докучать государю о волнующем А. Д. Меншикова деле (подобное нежелание объясняется вполне банальными причинами – у Петра были дела и поважнее) косвенно подтверждают и сами многочисленные обращения князя. В этом плане высказанная Н. И. Павленко позиция, что якобы благодарный за былую протекцию кабинет-секретарь был одним из самых ярых княжеских заступников перед государем и «слепо верил в безгрешность» Александра Даниловича, выглядит слишком смелой[1274]. Аналогично представляется маловероятным, что А. В. Макаров выполнял исключительно техническую роль в документообороте, прикрываясь «этикетным лицемерием, которое создавало лишь видимость реальной поддержки»[1275]. Надо полагать, правда находится где-то посередине столь категоричных оценок: кабинет-секретарь оказывал некоторую поддержку А. Д. Меншикову, но, зная вспыльчивый характер Петра, не спешил ради князя вызывать его недовольство. Угадывая настроения правителя, он просил за Александра Даниловича ровно столько, сколько ему позволял случай[1276].

Тем не менее именно в корреспонденции за 1721 г. особенно явно прослеживается роль А. В. Макарова в царском документообороте и то значение, которое придавал действиям кабинет-секретаря Александр Данилович. В письме от 17 апреля князь писал: «…прошу вас, извольте посланное мое к Его царскому величеству прошение наперед вы прочесть про себя и потом Его величеству доложить (надо полагать, в выгодном для А. Д. Меншикова свете. – М. Н.) и посланного моего пажа Его величеству представить. Також о вспоможении за меня извольте о том же донесть Ее величеству, всемилостивейшей государыне царице, о чем я к Ее величеству писал, что о сем Ее величеству пространно донесете вы. И в самой надежде на вас яко на моего благонадежного благодетеля прошу немедленно от Его царского величества указу по тому моему прошению получить, ежели же паче чаяния оное продолжитца, то чтоб вы от себя в Сенат тот Его величества указ, какой вам от Его царского величества по моему прошению был приказан, объявить в Сенате, письмянно прописав, и за отрывчатою печатью ко мне прислать»[1277].

В 1721 г. А. Д. Меншиков перешел к более агрессивным действиям по отношению к Сенату (в связи с вердиктом сенаторов по челобитным малороссийских делегатов и отправкой в Почеп Б. Г. Скорнякова-Писарева), пытаясь воздействовать на его членов через кабинет-секретаря. 17 апреля он обращался к А. В. Макарову с поручением дать сенаторам письменный приказ: «…ежели возможно сие написать, чтоб Почепское межевое дело разсмотреть и освидетельствовать всех камисаров подпискою, тем неправым челобитчиком учиня допросы и дав очные ставки, надлежащее учинить решение, ибо в Сенате тот ваш словесной приказ вменяют во ничто»[1278]. А. В. Макаров, понимая беспокойство князя, от вверенной ему миссии отказался, ссылаясь на необходимость царского указа для любых подобных действий: «…сие я за волю вашей светлости готов исполнить, только разсуждаю, сие быти неважно, ибо лутче, как точной указ от самого Его величества будет прислан, о чем и Ее величество государыня царица милостиво изволила Его величеству упоминать» [1279]. Кабинет-секретарь снова не спешил без воли монарха вмешиваться в дела Сената. В начале мая недовольство А. Д. Меншикова не утихало. Он ставил А. В. Макарову в укор, что после многочисленных писем и прошений к нему, Петру, Екатерине и сенаторам «…в Сенате закрепили приговор противно того моего прошения и гетманских комисаров Жураковского, Гришенка и Валькевича велено, допрося, отпустить на межевое дело и быть им при свидетельствовании почепской межи. С которого приговору для лутчаго вашей милости известия копию прилагаю и прошу по прежнему моему письму Его царскому величеству благовремянно доложить о милостивом решительном единожны чрез многое о том мое прошение здесь указе. И о сем извольте для предстательства за меня Ее величеству, всемилостивейшей государыне царице доложить, в чем на вас яко на моего истинного благодетеля благонадежен есмь и взаимно отслужить готов»[1280]. 4 мая он просил Екатерину, «…чтоб о том он, Его царское величество, чрез ваше величество, милостивую государыню, мать предстательство изволил милостивой указ в Сенат прислать о том, чтоб их здешних на меня челобитчиков отсюды не отпускать», поскольку все они дали разные показания[1281]. А также подал аналогичное прошение государю[1282].