Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Недоброжелатели князя радовались такому неудовольствию Екатерины. Так, например, Алексей Орлов резко порицал Потёмкина при этом случае[386]. Безбородко жаловался графу С.Р. Воронцову: «По месяцу почти курьеров не имеем»[387]. В городе говорили, что императрица отправила князя Репнина на смену Потёмкина. Граф А.P. Воронцов говорил: «На месте Румянцева я бы просил государыню, чтобы не только армию, но и князя поручила мне в команду, а иначе от нее бы отказался… Как можно требовать, чтобы все повиновалось князю… Все только то хорошо, что делает князь… Что мы – чучелы, что ли?» Павел был недоволен Потёмкиным, приписывая ему нежелание императрицы отпустить его в армию. Вяземский жаловался на Потёмкина, требовавшего более и более денег; другие говорили, что он «морит солдат»[388]. Таким образом, князь к концу года находился в крайне неловком, даже в опасном, положении.

Глава VII Очаков

Уже в ноябре 1787 года императрица с нетерпением ожидала взятия Очакова, но эта крепость была занята лишь в декабре 1788 года. Такую медленность военных действий приписывали неумению Потёмкина взяться за дело. Румянцев в 1788 году с успехом поражал турок за Прутом, между тем как армия Потёмкина вяло передвигалась в направлении к Очакову. Война началась в августе 1787 года. До зимы Потёмкин мог бы сделать многое, если бы приготовления к походу были своевременно и как должно сделаны. Бездействие войск дало туркам возможность сильнее укрепиться в Очакове, усилить гарнизон, улучшить флот. К сожалению, у Потёмкина как главнокомандующего не было определенного плана действий, да к тому еще он в это время часто хворал. Сильное же повреждение флота окончательно подорвало его энергию. Избалованный счастием, привыкший к постоянному исполнению своих малейших желаний, он приходил в отчаяние от того, что военные действия затягивались, тогда как он рассчитывал кончить все одним ударом[389].

Императрица, в свою очередь, не переставала утешать Потёмкина, изъявлять ему полное доверие. Она писала ему 11 января: «Что твои заботы велики, о том нимало не сумневаюсь, но тебя, мой свет, станет на большие и малые заботы; я дух и душевные силы моего ученика знаю и ведаю, что его на все достанет; однако будь уверен, что я тебя весьма благодарю за твои многочисленные труды и попечения: я знаю, что они истекают из горячей любви и усердия ко мне и к общему делу… Будь уверен, что хотя заочно, но мысленно всегда с тобою и вхожу во все твои беспокойства по чистосердечной моей к тебе дружбе и то весьма понимаю, что будущие успехи много зависят от нынешних приготовлений и попечений… Я молю Бога, чтоб укрепил твои силы душевные и телесные… я тебя люблю и полную справедливость отдаю твоей службе»[390]. В письме от 26 января говорится между прочим: «Пришло мне на ум, что ты мои шубки любишь, а которые есть, я чаю, уже стары, и для того вздумала снабдить тебя новою; носи ее на здоровье»[391]. В других письмах, относящихся к этому времени, находим, между прочим, следующие выражения: «Слушай, папа, я тебя очень люблю…» «Радуюсь, что шубка моя тебе понравилась; китайских два шлафрока посылаю; я не сомневаюсь, что везде увижу твою ко мне любовь, верность и усердие; я сама, ваша светлость, вас очень, очень и очень люблю». В письме, писанном в марте, говорится: «Я без тебя как без рук, и сама затруднения нахожу тут, где с тобою не нахаживала: все опасаюсь, чтоб чего не проронили». И дальше: «Добрым твоим распоряжением надеюсь, что все ко времени поспеет; жалею лишь о том, что ты из сил выбился». Сообщая в апреле о слухе, будто бы Турция желает заключения мира, императрица писала: «Я сего от сердца желаю, дабы ты сюда возвратился, и я не была бы без рук, как ныне. Как возьмешь с Божиею помощью Очаков, тем и кончится»[392]. Иногда и Потёмкину приходилось утешать императрицу, которая жаловалась на большое число больных, на хлопоты и заботы по случаю войны. «В сем случае, что вам делать? – писал князь однажды. – Терпеть и неизменно надеяться на Бога. Христос вам поможет. Он пошлет конец напастям. Пройдите вашу жизнь: увидите, сколько неожиданных от Него благ по несчастии вам приходило. Были обстоятельства, где способные казались пресечены пути, – вдруг выходила удача»[393].