Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Некоторые данные в современном письме из Ясс отчасти дополняют эти рассказы, отчасти не соглашаются с ними в частностях. Потёмкин называл Яссы своим гробом, и когда приехал туда Фалеев, окончивший в то время построение Николаева, он своими рассказами возбудил в больном желание посетить возникавший город. На первом ночлеге (значит, у Кнорринга) он участвовал в разговоре Фалеева с Браницкою «и был так весел, что просидел с ними до 12 часов, говорил им, что он рад, что гроб свой в Яссах оставил (??). Поминутно он спрашивал, скоро ли рассветет; лишь только показался свет, он и велел заложить лошадей; однако же все ему говорили, что их повели поить. Он приметил, что обман… нечего было делать, повезли его; отъехав семь верст, он сказал: «Будет теперь, некуда ехать, я умираю, выньте меня из коляски, я хочу умереть на поле». Его положили на траву. Он просил спирту, намочить оным голову, и, полежав более трех четвертей часа, зевнув раза три, так покойно умер, как будто свеча, которая вдруг погаснет без малейшего ветра». Автор письма замечает: «Сие я описываю тебе, как пересказывал мне г. Фалеев, который был при князе до последнего вздоха».

Попов писал графу Безбородко: «Я поручил г-ну Иванову написать изображение кончины его светлости. Графиня Браницкая, бросаясь на него, старалась уверить себя и всех, что он еще жив, старалась дыханием своим согреть охладевшие уста. Все окружающие в ужасе и отчаянии воздымали руки и били себя в перси. Картина сия, милостивая государыня, весьма будет жалостна»[655].

Бантыш-Каменский, сообщая князю Куракину о кончине Потёмкина, замечает: «По вскрытии тела нашли, что гнилая горячка и молошница были»[656]. Безбородко по желанию Завадовского, сообщая ему подробности о болезни Потёмкина, заметил: «Тут не было ничего особливого, кроме самого обыкновенного. Склонность его к желчи при гемороидах, раздраженная разными неприятностями, в последнюю его у нас бытность случившимися, при сильном движении от непонятно скорой дороги увеличила силу болезни… По обычаю своему, растворяя ночью окна, не воздерживался от пищи и не принимал лекарств… Приехав в Чердак близ Ясс, съел он жареного целого гуся и впал в рецидиву… В конце сентября он спрашивал у Браницкой, не в опасности ли? Она его ободряла, а тем и дала ему повод шутить с своим здоровьем». Дальше, рассказав о кончине князя, Безбородко писал: «По вскрытии тела его найдено необычайное разлитие желчи, даже что части ее, прильнув к некиим внутренностям, затвердели»[657]. И в письме Ростопчина к С.Р. Румянцеву сказано, что Потёмкин неумеренностью и причудами усиливал болезнь, ел гусей и фрукты, обливал себя холодною водою и проч.[658].

Сейчас после кончины князя труп Потёмкина был привезен обратно в Яссы. Сначала была речь о погребении князя в имении Василькове, в Белоруссии[659]. Несколько недель тело его простояло в монастыре Голь, близ Ясс, где Безбородко, вскоре приехавший в Яссы для окончания переговоров о мире, видел гроб Потёмкина[660]. Затем тело было перевезено в Херсон, рассказывали, что в Яссах не менее 600 человек работали над приготовлениями к похоронам князя[661]. При совершении надгробного пения в монастыре Голь архиепископ Амвросий произнес речь, в которой между прочим сказал: «Монархиня лишилась советника, блюстителя, споспешника, друга»[662]. Митрополит Иона, описывая подробно погребальную церемонию, происходившую в Яссах, писал, что полки, расставленные по этому случаю в две шеренги, стояли прямою линией, занимавшей более пяти верст[663]. Подробности церемоний, происходивших в Яссах, интересовали современников. Бантыш-Каменский писал к князю Куракину 26 ноября 1791 года: «Послал я к вам план погребения покойного князя; теперь посылаю описание, по которому все точно происходило»[664]. В подробном описании церемонии в Яссах, составленном Энгельгардтом, как очевидцем, сказано, между прочим: «Горесть написана была на всех лицах, наипаче воины и молдавские бояре проливали слезы о потере своего благодетеля и друга»[665].

Из Ясс гроб Потёмкина был перевезен в Херсон, где его поставили в подпольном склепе внутри церкви Св. Екатерины; при этом случае о нем было сказано, что он «всюду победоносец неимоверный, возродитель градов, искусный созидатель флотов, удивление Европы… Сии два имени: Херсонско-Таврический, Потёмкин-Таврический останутся навеки в нераздельном союзе. Князь будет вечною славою тебе, а ты будешь вечною славою и памятником князю»[666].

Гроб с телом Потёмкина с 23 ноября 1791 года простоял в склепе, не засыпанным землею, по 28 апреля 1798 года. Тут же находилась сначала и богато украшенная икона Спасителя, которою императрица благословила Потёмкина в 1774 году на Новороссийское генерал-губернаторство. Пред этою иконою иногда служили панихиды. Но в 1793 году племянник Потёмкина, граф А.H. Самойлов, вытребовал икону.