Светлейший князь Потёмкин-Таврический

О состоянии Потёмкина в сентябре мы подробно узнаем из писем В.С. Попова к Екатерине и к А.А. Безбородке. В письме к последнему от 24 августа 1791 г. сказано о «жестовой» и «мучительной болезни» князя, что это была «желчная горячка». А далее Попов пишет: «Слава Богу, что князь, убежденный нашими просьбами, принял лекарство, которое много помогло. Один только сильный и долговременный пароксизм был после сего лекарства, но потом становились они легче и оставили токмо по себе крайнюю слабость, которая до сих пор держит его светлость в постеле, но не препятствует уже течению дел, хотя то и стоит его светлости труда»[639]. Попов писал 6 сентября («в загородном доме при Яссах») императрице: «С 3-го дня сего месяца показался опять жар, и его светлость проводил ночь в беспрестанной тоске, которая и в следующий день продолжалась; в ночь на 5 число князь не мог тоже уснуть: жар и тоска мучили его несказанно до самого полдня. Всемилостивейшее письмо вашего императорского величества и милосердое в оном соболезнование тронули его светлость до слез, и сие много подействовало; жар начал умаляться… Доктора Тимман, Массо и штаб-лекарь Санковский попеременно не оставляют его светлость ни на минуту. Они приписывают продолжение болезни бывшим несносным жарам, а более накопившейся желчи. Для того и стараемся мы удалить все то, что только может подать повод к огорчению его светлости, весьма для него в настоящем положении опасному. Небезвредна также для его светлости и забота его чрезвычайная по долгу службы: всякий день поутру занимается князь слушанием отвсюду вступающих дел, не в состоянии будучи сам читать, приказывает по оным разные исполнения и когда только может приподняться, то подписывает нужные бумаги, хотя весьма слабою рукою». К Безбородке Попов писал 16 сентября: «Его светлость, освободясь от болезни, не может еще освободиться от своей слабости, и притом много терпит от стреляния в ушах. Дня с три сбирался он с силами, чтоб отметить на списках рекомендованных за Мачинское и Анапское дело мнение свое о их награждении, но не был в состоянии того исполнить, так как и положить на бумаге все свои переговоры и сношения с визирем, и так отложил, пока силы его укрепятся». 21 сентября: «Князь опять занемог. Лихорадка мучила его третьего дня жесточайшим образом, так что его светлость до сих пор не встает с постели. Если сия лихорадка сделается четверодневною, то для его светлости будет весьма несносна, и тем более, что для изгнания ее нужно будет принимать лекарства, до коих князь весьма неохотлив». 25 сентября из Ясс Попов писал к Екатерине: «От 21 сентября до нынешнего дня князь подвержен был беспрестанным и жестоким страданиям. Все признаки открывали тяжкую и мучительную болезнь. Горестные его стенания сокрушали всех окружающих его. Когда только боли унимались, то его светлость начинал говорить о безнадежности своей жизни и со всеми прощался, не внемля никаким нашим вопреки сего уверениям. Все наличные здесь доктора держали консилиум о болезни его светлости и о способах к его врачеванию и согласно положили давать его светлости хину, которую он уже и принимает». 27 сентября: «Состояние светлейшего князя, слава Богу, переменилось в лучшее… и сам князь перестал уже говорить о смерти. Сегодня в 12-м часу его светлость приобщился Святых Таин и после того стал довольно весел. Много принесло его светлости радости и удовольствия получение вчера всемилостивейшего вашего императорского величества письма и в оном шубки и шлафрока. При напоминании вашего величества имени всегда льются обильные слезы из глаз его. Крайняя слабость после претерпенных мучений не позволила много писать к вашему и. величеству; но я надеюсь, что с первым курьером его светлость напишет более»[640]. 2 октября Попов писал: «30-е число, день рождения и имянин его светлости, все окружающие его старались утешать его разными опытами усердия своего; несколько раз вспоминал он священное вашего императорского величества имя и горько плакал, воображая, что, может быть, не будет иметь счастия ваше и. величество увидеть… Я просил его светлость убедительнейшим образом о принятии хины, но ничто не может преодолеть совершенного его от нее отвращения, и, кажется, болезнь умножается при воспоминании о лекарстве. Теперь желает его светлость, чтоб везли его отсюда в здоровейшее место, но я не знаю, как тронуться ему отсюда, когда все силы его изнурены до крайности»[641].

Из этих писем Попова видно, как сильно и благотворно действовали на князя Потёмкина в последние дни его жизни письма Екатерины. В свою очередь, императрица была в глубокой печали при получении столь неотрадных известий о состоянии здоровья князя. Храповицкий писал 16 сентября: «Курьер от князя Потёмкина: к нему опять пришла лихорадка». 3 октября: «Два курьера, что князь Потёмкин был опасно болен, и теперь еще лихорадка продолжается; он приобщен Св. Таин. Прислано описание болезни от Массо и Тиммана. Слезы». 11 октября: «В обед приехал курьер, что 1 октября князю Потёмкину опять хуже. Слезы».