Светлячки на ветру

Она теперь частенько думала о том, что, уйди она из жизни, никто особо и не расстроится. Так, погорюют чуток и смирятся, привыкнут жить без нее. Родители не привыкли бы никогда. Муж получит в свое владение квартиру и дачу, где она провела свое детство, где росла, взрослела, хоронила родителей, болела и старела сама, найдет какую-нибудь молодую и цепкую бабенку, которая выкинет вещи и рукописи чужих, незнакомых ей людей как старый, никому не нужный хлам. Но почему-то ей это почти безразлично, точно это не ее муж и не ее дом, где она жила столько лет, дом, помнящий первые шаги ее сына и участливые голоса родителей, бабушки, дедушки, дом, где пылинки, затаившиеся в щелях паркета, хранят прикосновения ее близких, чешуйки их кожи, ногтей, волос…

А мне спокойно и легко.
И я уйду, махнув рукою,
Куда-то в небо далеко,
Где нас, как пчел в гудящем рое[2]

.

97

Стояла страшная жара — и на выходные поехали на дачу. Глеб собирался рано утром, вернее, часа в три ночи, пойти на рыбалку, — и они разошлись по разным этажам. Вика спала на верхнем: там было суше, меньше комаров и открывался живописный вид на Волгу. Она лежала на спине и смотрела в окно, за которым была кромешная тьма. Подумала о том, что вот так же пять лет тому назад здесь лежал ее сын. Было страшно жарко и душно — и она открыла дверь, не зажигая света. Вышла на балкон. На небе не было ни одной звезды. У нее возникло странное ощущение, что она попала в глубокую яму. Но услышала кваканье лягушек — и это возвратило ее к действительности. Лягушки орали с методичностью метронома, заглушая легкий шорох листьев, которые теребил ветер, играя, как погремушками.

Вдруг всполох молнии разрезал небо, освещая черные листья березы, которая мотала ветками, точно конь хвостом при скачке галопом. Ветер вырос и гремел теперь не погремушками, а будто кидал в стену мяч. Она закрыла дверь на крючок, но оставила окно, в которое была вставлена сетка. Пошел дождь. Он хлынул как-то сразу сплошной завесой. Редкие минуты затишья между громовыми раскатами были наполнены шорохом по-кошачьи скребущихся о веранду кустов, металлическим гулом дождя, падающего на оцинкованную крышу. Молнии сверкали почти беспрерывно, роняя тяжелые удары грома — будто из раскаленной печки посыпались на пол кирпичи. Ей стало страшно. А вдруг молнию притянет металлическая сетка в окне? Встала, закрыла окно, втащив мокрую сетку, с которой ручьем стекала вода, в комнату.

Лежала без сна, вслушиваясь, как затихает гроза. Исхлестанные дождем кусты жалобно царапались в стену. Она лежала в полудреме, но сон никак не мог затянуть ей радужным киноэкраном явь. Ее мучило желание освободиться от тяжести, давящей ей на грудь. Хотела заплакать, думая, что слезы мгновенно растворят гнетущую ее тяжесть.

Гроза ушла, закусив губы и сверкая злыми глазами. Звук теперь уже редких капель напомнил ей весну, безмятежные грибные дожди ее детства, застающие ее с родителями в лугах или на той стороне Волги, куда они ездили купаться. Вспомнила капель, которая так же стучала барабанной палочкой по цинковым водостокам, когда умирала мама. Вика так хотела, чтобы ее родители были сейчас с ней, а не за пределами ее досягаемости, там, откуда пришла и куда отчалила гроза, оставив ее одну в этой беспросветной комнате в растрепанных чувствах и с тяжестью навалившейся земли на закопанную заживо.

Она замерла и вся напряглась: кто-то поднимался по лестнице, это был не Глеб. Хотела закричать, но поняла, что потеряла голос. Вся превратившись в слух и вжимаясь в потную постель, слушала, как кто-то притаился за дверью. Увидела в окно темный силуэт, мертво глядящий из темноты. Страх парализовал ее. Она судорожно стала думать, что можно вылезти с балкона, если как-то спуститься по наклонным подпоркам под ним, упирающимся в бревенчатую стену дома и доходящим почти до первого этажа. А там — или спрыгнуть на землю (хотя можно покалечиться о кусты сирени), или, спускаясь по бревнам сруба, перепрыгнуть на выступ под окнами и постучаться к Глебу в спальню. В какой-то миг ей показалось, что ее сердце остановилось, ее прошиб холодный пот и стало казаться, что она спит, но она не спала.