Светлячки на ветру

— Я не знаю. Я стала задыхаться, мне нужно было на воздух. Как будто какое-то помешательство, как демон меня погнал… Я сама не понимаю ничего. Ужас! Потом кто-то поднялся ко мне под дверь, заглянул в окно. И ушел. Я испугалась.

— Может быть, пойдем спать? Я лягу с тобой, если ты чего-то боишься.

— Нет. Давай еще посидим. Такая ночь уже не повторится…

И они продолжали сидеть на скамейке. Каждый про себя думал о том, что их жизнь побежала куда-то не туда и не так, но они пока еще вместе, никто из них не ушел к другому человеку или в никуда, но что-то над ними нависло тяжелое, как туча, из которой никак не соберется посыпаться на землю град. Сидели и встречали ленивый рассвет. Наблюдали, как проявляется, будто в химическом черно-белом проявителе, кромка леса над Волгой, издалека смотревшаяся какой-то траурной бахромой; созерцали, как возникает светлая полоса реки, которая кажется продолжением неба; смотрели, как выплывают из копоти ночи не отмытые еще от нее луга.

Вдруг неожиданно все исчезло. Впереди были снега, окутавшие горы в сумерках. Или это небо висело почти у ног? Только черный кусок леса, не весь сосновый бор за рекой, выступал, как горный хребет из-под припорошившего его снега. Было такое чувство нереальности, что Вика подумала, что она сошла с ума, но Глеб тоже застыл в изумлении с выражением детской растерянности на лице. Дрожь ее плеч впиталась в кончики его пальцев — и долго потом жила в них, вызывая смутную тревогу. Они не понимали, куда пропала река и где под снегом начинаются луга. Они оказались будто на краю неба… Небо опустилось пологим навесом прямо под бугор, на котором они сидели, и казалось, что по нему можно начать взбираться на горный хребет. Примерно с полчаса они были парализованы и заворожены чудом. И вдруг снег начал стремительно таять, сползать с гор, оголяя кромку леса и проявляя сереющий рукав реки и черное пепелище луга. Туман, будто легкое сгущение дыма, покидал луга, уплывая рваным облаком, похожим на гигантский журавлиный клин, на восток, уже окрасившийся в нежно-розовый, точно лепестки буйно цветущей сакуры, цвет.

98

В декабре Глебу позвонили с работы жены и сказали, что Вику отправили в больницу на «Скорой помощи».

Она просто застыла на работе. Стояла и разговаривала с коллегой, которому симпатизировала, а потом вдруг сначала ее взгляд остановился и замер, как заяц, прижавший уши при виде удава, а потом вся она мгновенно окаменела и стала похожа на вырубленную скульптуру. Ее попытались окликнуть, но она никак не реагировала. И впрямь мраморное изваяние. Стоит, опершись рукой о письменный стол, со взглядом, устремленным на белый листок, испещренный мелким бисером букв, — смотрит, как будто памятник, поставленный на волжском откосе, на речные просторы. Вызвали «Скорую», приехавшие врачи сделали Вике укол, оторвали ее ноги от пола и повели к лифту, словно в замедленной киносъемке при последних кадрах фильма, где герой удаляется по дороге, ведущей в никуда, превращаясь в маленькую букашку, становящуюся точкой.

Через неделю ее отпустили домой и заверили Глеба, что ничего страшного — это все последствия сильных эмоциональных стрессов.

Томография, правда, показала, что у нее небольшая опухоль мозга. Пока совсем маленькая и, к счастью, растет медленно, но женщину могут мучить головные боли и галлюцинации. Вика вспомнила, что три зимы назад она поскользнулась и упала затылком на лед так, что на голове образовалась лиловая шишка, которая очень долго не рассасывалась, и она спала только на боку. Еще у нее тогда слабо кружилась голова, и мама с мужем предположили у нее сотрясение мозга, но к врачу она тогда так и не пошла. Она боялась думать о том, что это могут быть метастазы, но эта мысль, словно подземный ключ, проделавший ход под дом и подмывавший его столбы, отчего тот странно скособочился, текла где-то в глубине ее души, совершая свою разрушительную работу.

Ей казалось, что она стоит на палубе гигантского океанского лайнера, и у нее нет никакой возможности сделать выбор и решить не уезжать, ведь корабль уже отошел от пристани… Впереди бескрайний океан, позади синяя бурлящая вода за кормой… И фигурки дорогих ей людей, смотрящих вслед белой железной птице, плывущей в неведомые им страны, делаются все мельче… Узкая полоска воды между лайнером и берегом становится все шире, лица людей стираются — и только свежий ветер хлещет в лицо. Корабль набирает скорость.

99