Светлолесье

А дикое поле уже колыхалось во всю ширь, касалось босых ног, будто прибой. Я стою перед одуванчиковым морем, а вызревшие цветы сахарным снегом стелются по земле, ласкают взгляд.

На мне чужеземный наряд из золотистой парчовой ткани. Узор из бесчисленных трилистников вьется по нему, струится, как живой. За спиной, кажется, сложенные крылья… Нет! Это еще одна полоса ткани – сияющее полотно звездного дождя.

Куда же я иду? Отчего позволяю себе заминку, отвлекаюсь от поисков?

Маковки цветов отрываются от стеблей и взмывают в расплавленное золото заката. Молочный океан пенится семянками, а бездонное небо и оскуделая земля меняются местами.

Вороний крик! Я путаюсь в одеждах, но успеваю различить саму птицу рядом со мной. Откуда-то я знаю, что это существо не из мира живых: перья слиплись в грязное месиво, глазницы пустые и высохшие.

– Нашел! – гаркает ворон.

Зыбкая рябь размывает очертания, но я не отвожу взгляд, хватаюсь за оберег. Раскаленный камень жжет ладонь.

– Изыди!

И птица вспыхивает сизым пламенем.

Снег. Снег. А потом…

Тьма.

– Нашел! Нашел! Он нас нашел!

9 Ступени мастерства

Минт зажал мне рот ладонью.

– Лесёна, ты сейчас всех перебудишь! – Наемник отнял руку и поманил за собой. – Вставай, мы нашли лодку.

Сквозь дыры навеса сочилась утренняя хмарь. Я вперилась в нее, продолжая падать в высокое небо. Но нет, законы сна на явь не распространялись. Только мерное дыхание спящих вакхан наполняло бледный рассвет покоем. И Драург, мертвая птица, мне только привиделся.

– Где Фед?

– Тут он, бедняга. – Наемник показал на свою суму. – Говорит, ты всю ночь разговаривала.

– Дурной сон, – буркнула я, потирая глаза. – Где ты нашел лодку?

Неподалеку от моста стоял ветхий рыбацкий домик, в который и привел меня Минт. Вдвоем с Милошем, цепляясь краями за чиненую-перечиненную сеть для ловли рыбы, они выволокли на свет утлую лодку. Я вздохнула. Зато не пришлось тратиться на лошадей, подсаживаться к незнакомцам и тащить на себе через овраги всю поклажу.

Когда мы вышли на отмель, с мокрых камней взметнулось облако бабочек-боярышниц.

– Обычное дело на пойме Вересковой, – сказал вакханин.

Они с Минтом опустили лодку.

– Вон там, – Милош махнул рукой в сторону берега, где за прошлогодней желтой травой виднелась старая каменная кладка, – причал остался. Здесь когда-то шел северный водный торговый путь. Если плыть по нему, наткнетесь на устье, где в Вересковую впадает Вороненка. Эта река ведет как раз до линдозерских земель.

Наемник кивнул.

– Я ведь тоже из Святобории, – сказал он, пожимая руку Милошу. – Родом из Малых Вех.

– А. – Лицо вакханина просветлело. – Бывал я в тех местах. Там красиво.

– Да. Красиво…

Мы погрузили в лодку вещи, Минт сел на весла, а Милош оттолкнул нас от берега.

Вакханин стоял, провожая, да так неподвижно, что бабочки повисли на нем гроздьями. Когда Милош махнул нам рукой, боярышницы взметнулись в воздух трепещущим облаком.

Меня мазнуло тревогой, будто какой важный знак прошел мимо. Крылатая, дай сил! Не угадать мне всего на Пути, как ни старайся.

Лес, встретивший нас жиденьким сосняком, понемногу разыгрался. Солнечные пятна лежали то тут, то там, воздух наполнила хвойная свежесть, а птичий щебет лился над рекой в упоительном восторге.

Пока Минт сидел на веслах, мне на глаза попалась его сума. Оказалось, что Минт прихватил и червенские вещицы, показавшиеся ему особо ценными.

– Можно?

Наемник устало кивнул, и я потянула за завязку. Фед проснулся и переполз на лавку, чтобы глядеть. Не только мне сделалось любопытно, что такого на судне везли с собой червенцы.

Помимо почерневших и покореженных серебряных светцов и пряжек от ремней, на дне сумы обнаружились железные таблицы. Я раскрыла их: внутри плясали тонкие незнакомые мне руны. Но Фед уже видел их.

– Они были у Драурга в ту ночь!

– Что это за язык?

– Расканийский. На нем раньше говорили в Аскании.

Приглядевшись, я и в самом деле различила общую для нынешнего асканийского вязь. Не сразу до меня дошло, что в голосе наставника звучало беспокойство.