Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

Марья Захаровна дорогой молчала и брезгливо присматривалась ко мне — видимо размышляла с чего начать. Вид у неё был такой царственный и нездешний, что шофёр перестал шутить и в его глазах появилось что-то холуйское. Я же буйно фантазировал о том, как вдруг из переулка вылетает гружёный кирпичом самосвал и под руководством пьяного водителя врезается в наш правый бок, где сидит Марья Захаровна, а мы с таксистом отделываемся лёгкими ушибами. Марья Захаровна же отделывается лёгкой смертью. Когда я в своих мечтаниях дошёл до сцены похорон, мы подъехали к дому.

Потом началась кутерьма, радостные ахи-вздохи. Мы разбирали вещи, отделяя зёрна от плевел, то есть подарки нам от тёщиного барахла, пили чай и купались в лживой семейной идиллии. Мы общались уже три часа, но ничего умного за это время Мария Захаровна не сказала, а может и не могла. Несла како-то тяжёлый бабский бред, перемежая его главными обличениями окружающих. «Дура насмерть» — с облегчением понял я.

Отдохнув, Марья Захаровна решила узнать меня, как экстрасенс, поближе, то есть составить гороскоп и проверить мою ауру. Она верила этому безоговорочно, а гороскопы был её конёк. Марья Захаровна долго с сумеречным и таинственным видом водила в опасной близости от меня своими волшебными руками и часто сокрушенно цокала языком. Задевала также наводящие вопросы:

— Провалы в памяти бывают?

— Нет, — неуверенно ответил я, вспомнив, как забыл её имя на вокзале.

— А ночной энурез часто случается? — не успокаивалась она.

Я знал, что ночной энурез — это, когда ссышься ночью, и сказал:

— Нет.

— Значит не часто?

— Нет — это значит никогда.

— Никогда? Странно. Очень странно, — она пожевала губами — Такую ауру я видела только однажды. У моего второго мужа и знаете когда? Когда забирала его из морга. Такая аура бывает только у упырей и вурдалаков.

Час от часу не легче. Оказывается, я — вурдалак. Что-то очень сказочное и нехорошее. Я начинал понимать, почему зятья так любили с ней драться.

— Но самое страшное, — торжествующе развивала она — канал у тебя забит.

Мочеполовой? — испугался я.

— Нет, канал связи с космосом. И он даже не забит, а его нет совсем. А это считай, что инвалид. Человек отличается от животного именно этим каналом. Выводы делайте сами.

Лиза сделала и смотрела на меня расширенными от ужаса глазами. Злые глазки Марьи Захаровны тоже недоумевали. Я сидел в каком-то ступоре. Конечно я подозревал, что отличаюсь от других, но не до такой же степени!

Перешли к моему гороскопу. Марья Захаровна взяла мои исходные данные и порылась в своей пухлой тетради. И вдруг побледнела, как пельмень.

— Батюшки! — хрипло прошептала она — Один к одному. Как у Лаврентия Палыча. Даже час рождении совпадет.

— Какого Лаврентия Палыча? — спросила моя смышленая жена.

— Как у Лаврентия Палыча Берии, — тускло ответила Марья Захаровна и, нетвёрдо ступая, ушла работать в спальню. Не было её долго, лишь один раз она попросила принести валидол.

Вернулась Марья Захаровна совершенно потрясённая. Прочитала вслух мой до нелепости чудовищный гороскоп. И что-то в её отношении ко мне изменилось. Смотрела Марья Захаровна на меня уже как-то подобострастно и даже несколько по-собачьи — мол, что прикажите.

— А я-то всё гляжу, кого он мне напоминает. И характер-то точь — вточь. Такой же сексуальный маньяк. Постоянно на баб зыркает. Иногда мне кажется, любого зарежет и не задумается — убивалась Лиза. Марья Захаровна, хотя и делала скорбный вид, чувствовала себя как олимпийский чемпион после финиша.

Потом мы в связи с наступившей ночью легли спать. На Лизу, чтобы не выглядеть окончательным сексуальным маньяком, в этот день я не посягнул. Поэтому мне не спалось. В голову, пользуясь темнотой, отпихивая друг друга, лезли крупнокалиберные жуткие мысли. А какие ещё мысли могут лезть, когда узнаёшь, что ты вурдалак и животное, а Берия по сравнению с тобой просто монастырский одуванчик!

Но на утро все ночные прозрения позабылись (вот они провалы в памяти!). Марья Захаровна же проснулась не в духе, долго не вставала и звала Лизу. И Лиза мне сказала по секрету, что ей был вещий сон. Что я, мол, хочу её убить и гонялся для этого за ней всю ночь. Но к счастью не догнал. После вчерашнего мне это показалось пустячком.

Марья Захаровна между тем немного воспряла и пред завтраком медитировала на юго-восточные темы, а потом, тряся ляжками и другими своими полужидкими атрибутами, прыгала через скакалку. Но даже спортивный костюм не мог оспортивить её фигуру. Годы сделали своё чёрное дело.

Наконец мы сели завтракать. Я старался не чавкать.

И тут нужно сказать, что в то лето мы с Лизой ощущали дикую нехватку денег. Лиза по складу своей сложности души никогда в жизни не работала и была ленива до изнеможения.

— Помой полы, птичка, — иногда страстно просил я её.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия