И Региомонтану, и его учителю Пурбаху покровительствовал влиятельный кардинал и ученый родом из Византии Виссарион Никейский. Его можно назвать центральной фигурой начинавшегося Ренессанса. Если основной целью этого движения, как о том заявляли его лидеры, был возврат к стандартам классического образования, опираться следовало на труды античных философов. В XV веке в пиетете перед классическим образованием и в изучении древних текстов не было ничего нового – это, по сути, отличительная особенность Средневековья. Вся биография Джона Вествика тому подтверждение. Но, кроме смены перспективы, характерной черты Возрождения в области искусства, этой эпохе были свойственны активные поиски трудов древних греков и римлян, которые внимательно изучались и переводились на европейские языки. И тут без связей с Константинополем было не обойтись. Еще до того, как в 1453 году этот исторический центр и оазис греческой культуры захватили турки-османы, образованные византийцы вроде Виссариона посещали Италию, привозя с собой греческие тексты, ранее неизвестные западным философам. Сам Виссарион прилагал все усилия, чтобы поддержать греческих беженцев и познакомить владеющих латынью ученых вроде Региомонтана со знанием, добытым древними греками. Перед смертью кардинал завещал сенату Венецианской республики свою библиотеку, состоявшую из более чем восьмисот рукописей – в основном греческих. Виссарион был не единственным посредником между культурами. Благодаря таким дарам, переводам и внимательному изучению достижения исламской астрономии легли в основу современной европейской науки. Коперника, без всяких сомнений, можно назвать человеком Возрождения – его главный труд «О вращениях небесных сфер» был написан в форме искреннего и откровенного диалога с «Альмагестом» Птолемея. Но одновременно его называли и «самым выдающимся последователем Марагинской школы»[497]
.В этой многонациональной череде астрономов скромный Джон Вествик, сидящий за книгами в лондонской гостинице, может показаться фигурой незначительной. Но и его голос вплетается в шумный разговор, посредством которого распространялись, критиковались и уточнялись астрономические теории. Испытывая различные версии «Альфонсовых таблиц», вычисляя почти незаметные колебания апогеев, он выполнял черновую работу астрономической науки. Он конструировал модели, показывал их возможности и просвещал. Он учил, переводил и учился сам – и распространял научное знание на нескольких языках. Может быть, Джон излишне увлекся астрологией, но он, несомненно, внес свой скромный вклад в то, чтобы придать этой науке новый вид. Джон придумал свой экваториум, чтобы определять положение планет, но самое главное, что этот удивительный прибор помогал человеку найти свое место во Вселенной.
Эпилог
В один из ветреных четвергов 2012 года в половине четвертого пополудни я подошел к задней двери Музея истории науки Уиппла в Кембридже. Позвонил в дверной звонок и немного подождал около заставленной велосипедной стойки и гудящих холодильных установок Нового музея Кембриджского университета. Новый музей – квартал, занимающий шесть акров земли в центре города, – хранит историю учебного заведения, основанного в 1209 году. В Средние века здесь обитали монахи-августинцы, а в 1760-х годах был разбит великолепный ботанический сад. Сто лет спустя, в эпоху, когда область научной специализации Кембриджа быстро расширялась, при университете был основан Новый (тогда) музей. В те времена музеи были настоящими исследовательскими центрами, где ученые систематически изучали зоологические и геологические образцы, поступавшие из всех уголков мира. Со временем, когда для научной деятельности потребовались специализированные исследовательские лаборатории, таковые здесь тоже появились. В стенах зданий, расположенных на пологом склоне Пизхилла, было сделано немало серьезных научных открытий. Достаточно упомянуть хотя бы открытие электрона и нейтрона, а также структуры ДНК – научные прорывы, совершенные в легендарной Кавендишской лаборатории. По мере того как современная наука неуклонно продолжала свое развитие, лаборатории переезжали в просторные здания подальше от городского центра. Освободившиеся помещения вполне отвечали растущим нуждам современного университета, обеспечивая его просторными лекционными залами и библиотеками, аудиовизуальными средствами и прочей необходимой инфраструктурой. Музей Уиппла был основан вскоре после Второй мировой войны, когда убедительная демонстрация возможностей науки пробудила интерес к ее истории. Музей уютно расположился в своем нынешнем здании в 1959 году, хотя над входом в массивное каменное строение по-прежнему вырезано название бывшего арендатора: «Лаборатория физической химии».