Светлый путь в никуда

Какая глупость… Он едва не расхохотался, когда она шепнула это ему, насупившись. Рыженькие завитки… Созданные для поцелуев, как и ее сладкие губы.

Его шрамы привлекали ее. Он чувствовал, что она возбуждается, покрывая их поцелуями. И он крепко прижимал ее лицо к своему боку, к шраму. А потом опрокидывал на спину. И входил. И через мгновение она уже стонала и вскрикивала, впиваясь в его плечи острыми наманикюренными коготками, точно маленький зверек в сезон весеннего спаривания.

Но на дворе стояла уже осень…

А они с Анаис каждую свою минуту возвращались в тот летний день, когда впервые по-настоящему узнали друг друга.

Есть дни, которые невозможно забыть.

И лучше вообще не появляться на белый свет, не рождаться, чтобы потом испытывать такую боль от того лишь, что те дни прошли.

– Как ваша знакомая Алла Ксаветис отреагировала на ваш роман с Анаис? – сухо спросила Катя, понимая, что все ее усилия привлечь его внимание к себе сейчас тщетны.

– Бурно, – ответил Лебедев честно.

– И что вы сами обо всем этом думаете?

– Мне не хочется верить, что этот мальчишка Титов убил их всех. Я его видел с Анаис. Нет. Много шума из ничего. Шумная погремушка.

– Есть еще версия, что ваша приятельница Ксаветис могла вас приревновать так сильно, что…

– Она порядочная женщина, – сказал Герман Лебедев. – И в ней нет злобы. Я очень виноват перед ней. Она хорошо ко мне относилась всегда. Она никогда бы сознательно не причинила мне боль. Это я ей боль причинил. Она уехала.

– Мы это знаем. На Кипр. Это отличное алиби, вы же сами юрист.

– Это не алиби, – Герман Лебедев смотрел на Катю. – Это ее подарок мне. Свобода. Которая в общем-то теперь мне ни к чему.

Глава 12 Золотой

Полковник Гущин нагнал блондина в рваных джинсах на кладбищенской аллее, когда тот направлялся к воротам Донского монастыря. Гущин предъявил удостоверение и официально представился. Спросил:

– Вы знакомый семьи?

– Я друг Вики, – ответил парень меланхолично. – А что, полиция уже и на кладбищах людям прохода не дает?

– Мы занимаемся раскрытием убийства.

– По телевизору сказали, что это их родственник какой-то прикончил или сын домработницы, – блондин глянул на Гущина. – Что за чушь такая? Не было у них никакой домработницы.

– Ее уволили. А вы бывали у них дома в «Светлом пути»?

– Пару раз заезжал за Викой.

– Литсекретарь Кленова вас знает.

– Старуха Изергиль? Она вечно их Гранд Ма против Вики настраивала и получала удовольствие, когда они скандалили.

Гущин подумал – он слышит что-то новое про Эсфирь от этого красавчика с золотыми кудрями.

– Вас Егором зовут? – спросил он, помня рассказ хостес бара «Горохов».

– Да.

– А фамилия?

– Рохваргер.

– А, так это вас Виктория в драке отбила у озверевших алкашей на Петровке?

– Кто вам сказал? – Изящный, похожий на танцора Егор Рохваргер расправил плечи, выпятил грудь и вздернул подбородок. – Что за чушь?

– А в баре «Горохов» об этом до сих пор легенды слагают.

– Я бы им сам навалял, этим дебилам. Вика тогда влезла не в свое дело. Но… она храбрая была. Пылкая, храбрая. Я до сих пор не могу поверить, что она… что ее…

Он умолк. Закусил губы. А Гущин подумал – этот парень выбрал похвалу своей возрастной любовнице в тех же словах, которыми Герман Лебедев хвалил свою юную возлюбленную. Мать и дочь… Общие черты характера.

– У вас были отношения?

– Мы встречались. Но, знаете, не планировали ничего серьезного.

– Оно и понятно. Разница в возрасте.

– Не надо ее оскорблять сейчас, когда ее в землю опустили.

– Я не оскорбляю. Но это же правда, Егор.

– Сейчас никто никаких планов не строит. Время такое. Вика это отлично понимала. Она ничего от меня не требовала.

– Вы в тот день, в пятницу, с ней не виделись?

– Нет. Я работой был занят.

– А вы кем работаете?

– Я фрилансер, – Рохваргер разглядывал свои кроссовки. – Волка ноги кормят.

– А она вам вечером не звонила?

– Нет, она была в курсе, что у меня встреча по поводу возможной работы.

– Вы ведь в ЦУМе прежде работали? – спросил Гущин, проверяя прежнюю информацию. – В каком бутике?

– «Луи Виттон».

– В дорогих магазинах сокращают персонал.

– Я сам ушел, – Егор Рохваргер с вызовом глянул на Гущина. – Насчет пятницы я глубоко сожалею, что поставил свои интересы… работу выше… наших с Викой отношений. Если бы мы встретились с ней, она бы… короче, она бы домой в ту ночь не поехала. И осталась бы жива.

– Но вы не встретились. А она сидела в баре «Горохов» и заливала тоску крепкими коктейлями.

– Бабы выпивают. Я сам бары люблю. Не мне ее осуждать.

– Вика не делилась с вами – может, ей кто-то угрожал? Были какие-то звонки или мейлы?

– По поводу ее матери там что-то было, какая-то свара… она же это… «избушка-зимовье во мраке лесном». Я сначала даже не поверил, когда Вика сказала, что она ее дочь. Я думал, Первомайская давно умерла.

– По телевизору все последние месяцы хайп о ней по поводу ее столетнего юбилея.

– Я не смотрю телевизор. Кто вообще сейчас его смотрит, кроме пенсионеров?

– Но о том, что похороны на Донском, вы же из телевизора узнали. И по поводу их убийцы – сами же сказали.