Светоч русской земли (СИ)

Приблизился ли он к монахам Афонской горы? Достиг ли умной молитвы? Узрит ли он, как они, Фаворский Свет в своей келье? Сергий сейчас об этом не думал. Он не думал такое и о таком. Сейчас он славил Господа, и будет славить Его всякий час - в келье и в лесу, на молитве и за работой, с водоносами или топором в руках, - Его и Богородицу, Заступницу сирых. И вой ветра, и волки, и снег, и стужа отступят от него, обезоруженные упорством монаха.

Выл ветер. Гудел, проносясь над землёй. Сергий потушил огарки лучин, опуская их в снег, потуже затянул пояс. Теперь надо дойти до дома, совершить трапезу, истопить печь и, перейдя из хижины в келью, творить молитвы, вслушиваясь в затухающий вой метели.

После, перед сном, прежде чем прикорнуть на твёрдом ложе, он ещё помянёт за здравие всех близких, и особо брата Стефана с чадами, и за упокой - своих родителей и Нюшу. С утра надо чистить снег, чинить ограду, принести воды и топтать дорогу в лесу: авось до него доберётся, хоть к вечеру завтрашнего дня, иерей из Хотькова!

А ветер выл, приходя из неведомых далей и уходя в Вечность, воыл и плакал, оплакивая всё живущее на Земле, и злился, сотрясая затерянный в лесу храм, и засыпал снегом хижину с кельей, в которых один монах молил Господа и благодарил, и славил мир, созданный Любовью, словно бы токи Энергий пересеклись и скрестились здесь и в нём, чтобы воплотиться впоследствии в Свет, осиявший русскую страну и поднявший её из праха порабощения к вершинам мировой славы.

Глава 18

До Хотькова и Радонежа, а, следовательно, и до Троицкой обители доходили слухи и про Ольгерда, и про поднимающуюся Литву. Доходили вести про отношения с Великим Новгородом, и про поездки в Орду, и про семейные трудноты великого князя. Но всё это скользило по поверхности, не проникая в сознание Сергия. Это было там, а он был здесь, и даже не совсем здесь, а где-то в полубредовом-полувосторженном мире, для которого в голосах метели слышались голосы бесовских сил, а умершие тысячу лет назад египетские старцы являлись собеседниками. Отцову книгу "Житий", как ненужную ему, передал Сергию через хотьковских монахов брат Пётр и тем скрасил молитвенные вечера подвижника. Сергий читал неспешно, шевеля губами, проговаривая каждое слово, и перед ним разворачивались картины, известные с детских лет, когда мать читала ему "Лавсаик" или "Синайский патерик" на сон грядущий. И он улыбался, сравнивая льва аввы Герасима со своим медведем. Всё повторялось и сходствовало даже и через тысячу лет! Смерти не было, ибо жизнь памяти - это единственно реальная жизнь в этом ежедневном кишении страстей, в круге жизнерождения и гибели, ни в чём, в сущности, не отличном от такого же круга природных сил среди зверей, гадов и птиц, жизнерождений, воспроизводящих, предначертанное Создателем.

Он думал о смерти. Даже представил себя упокоившимся на своём твёрдом ложе, со скрещенными руками. А хижина вмерзала в холод, и он лежал, цепенея и каменея, мысля о том, что превращается в лёд, и его тело пребудет нетленным, доколе хотьковские иноки выберутся сюда, похоронят его и отпоют... Потом, опомнясь, выяснил, что плохо закрыл дверь и холод полз у него по ногам... Думал о троичности Бога; думал о Вечном, Которое было живо, находилось рядом и вокруг, неощутимое и непостижимое умом. Он думал о Вечности, и эти думы поднимали его над будничным кругом бытия, заставляя не замечать ни дыма, ни холода, к которому приспособился, привык, ни голода, который свалил бы с ног иного, не привычного к тому.

Обожение, приближение к Подателю сил, требует отречения от утех и соблазнов мира сего, отказа от суеты сует, в которой пребывает человечество.

Сергий шёл к Высшему земной, и потому наиболее трудной дорогой. Видения, посещавшие его, он старался проверить, найти им свидетеля, зрителя.

Глава 19

А видения всё наваливались на него. То, выйдя из хижины, он обнаруживал большого, в два-три человеческих роста, паука, который стоял, покачиваясь на мохнатых конечностях под елями, посверкивая глазками и шевеля ртом, пережёвывая что-то или собираясь пережевать его, Сергия, и Сергию потребовалось большого усилия, чтобы, шепча молитву, подойти и тогда обнаружить, что паук исчез и перед ним лишь путаница ветвей и игра света.

То начинала трястись дверь, словно кто-то ломился к нему, и удавалось не сразу понять, что это - ветер.

Однажды Сергий узрел в кустах фрязина, являвшегося к нему со Стефаном.

Фрязин стоял на снегу, постукивая остроносой туфлёй, пожимая плечами от холода, и был виден, зрим и материален. От него даже пахло чем-то удушливым, кажется - серой. Он склонил голову, поднял руку, жестом прося Сергия не творить крестного знамения и приглашая к разговору.