Светоч русской земли (СИ)

Он много думал над этой встречей. В конце концов, понял, в чём была заключена хитрость дьявола. Призывая принять за единственно существующее зримый мир, дьявол тем исключал из него всё нетварное, но, значит, и мысль, идею, сами по себе тварно не существующие! Но тогда надо исключить, чтобы уж быть последовательным, и идею Логоса, сотворившую мир, да и идею отказа от духовности, ибо всякая идея тоже - нечто духовное! Дьявол предлагал уничтожение себя, а с тем и всего зримого мира, во всяком случае, мира человеческого, созданного Господом, созданного Любовью, без и вне духовных сущностей неспособного существовать, ибо наличие этих сущностей только и выделяет человека из прочих безмысленных тварей, для которых нет ни греха, ни воздаяния.

Признание тварности мира, как единственной реальности, ведёт к уничтожению тварного мира, что и происходило всякий раз, когда люди дерзали отказаться от Бога. Но не разрушителю и уничтожителю бытия в его споре с Богом было это объяснять!

В том, что эта встреча была, а не привиделась ему, Сергий не сомневался. Но никому не рассказывал о ней, даже Стефану, когда тот возвратился в Троицкую обитель. Как-то не выговаривалось. Да и позабывалось порой!

А зима шла, множа снега, но уже всё чаще начинал показываться золотой краешек солнца, уже и ясные дни зачастили в гости к нему, и однажды, после февральской метели, после ветра, когда несколько елей упали, вывернутые с корнем, и одна из них едва не обрушила церковь, попав вершиной на кровлю, выглянуло солнце и прогнало с неба мглу. И как уже ни ярились метели, как ни свирепствовал мороз, как ни сгущались тучи, но прежней пелены уже не возникало над землёй. Начиналась весна.

Глава 20

У Сергия запали щёки, и означилась мускулатура спины, предплечий и рук, не прикрытая даже каплей подкожного жира. Уже много дней он жил без хлеба, собирая подснежную клюкву и съедобные травы, но ни распорядка молитвенных бдений, ни хозяйственных работ в лесу и дома не прекращал, даже более: к заготовке дров, собиранию сухостоя, изготовлению поделок из дерева для хижины и церкви прибавился огород, который был необходим, чтобы снять с Петра хоть часть бремени по прокорму брата-отшельника.

С деревом Сергий любил работать всю жизнь. Так, он вырезал два свечника, устроил ризницу, подготовил кивоты для икон, устроил жертвенник для проскомидии, хотя до сих пор всё нужное для литургии хотьковские иноки приносили с собой. Сергий украшал и доделывал свой храм, как бы приуготовляя его к тому времени, когда в скиту появится свой священник и службы начнут совершаться каждый день. Впрочем, он не думал о том, что будет. Ему было любо, душа велела возиться с церковью, вырезать кружевные подзоры, ладить причелины, узорить столбы, и чувство это было родственно чувству любого творца, доводящего до совершенства своё творение и даже медлящего отдать его в чужие руки.

Как только согнало снега, и проталины слились, наконец, в бурый покров, сквозь который уже пробивались иголки трав, явился Пётр с запасом муки и снеди. Петруха выложил радонежские и московские новости, передал приветы от всех, от Онисима в особицу: "Мыслит к тебе!" - присовокупил, осматривая жило Сергия. Посетовал, что не хватает рабочих рук, чтобы обиходить пашню. Сергий улыбнулся словам брата, посетовавшего в душе на отсутствие в хозяйстве его и Стефана помощи.

- Дети растут! - сказал Пётр, понурясь.

Братние заботы были понятны, близки, но уже не трогали. Сергий попросил привезти или передать через игумена Митрофана семян капусты, репы, укропа, моркови и лука для огорода.

- Тебе легче станет меня кормить! - сказал он, и Пётр покраснел, уличённый в скупости.

Разработанная земля, ещё не истощённая к тому же, была богатством сама по себе, и Пётр мог, при желании, сдать часть пашни и всё равно остаться в барышах. Но как это всё было далеко теперь! Он простился с братом, чувствуя, однако, что Пётр стал ему нынче намного дальше даже Стефана.

Погружаясь в хозяйство, брат простел и грубел. Уже ничего от боярского сына не осталось в нём - мужик мужиком! Между тем как он, по земле и по роду, больше всех их троих имел прав на своё прежнее боярское звание.

Сергий стоял, глядя, как брат с лошадью скрывался в лесу, и старался разобраться в себе: что это - в нём? Сухость ли от усталости и голода или уже проявляющееся чувство Бесстрастия к земному? Но не лишил ли он себя тем Любви к ближнему своему? И захотелось догнать Петруху, растормошить, расцеловать, приволочь обратно, посидеть с ним за столом и понимал, что это теперь - невозможно! Лодья уже отчалила от берега, ещё не пристав к Другому, и одиночество, возможно, - его удел на всю оставшуюся жизнь.

Привезённый братом запас позволил ему спокойнее жить, и даже слегка поправиться, хотя едой себя Сергий не баловал, как и прежде. Но зато снова он мог, время от времени, баловать куском хлеба топтыгина.