Светоч русской земли (СИ)

Огород Сергий обнёс оградой из заостренных кольев, поставленных вплотную друг к другу, навесил калитку со стороны двора. На эту работу, делаемую урывками, ушло почти всё лето. А там приспела пора собирать ягоды, а там - грибы, которые Сергий сушил впрок. Теперь, по опыту прошлой зимы, он уже знал, чего и сколько ему нужно, и готовился к холодам с крестьянской основательностью, понимая, что этим обеспечивает себе свободу молитвенного делания.

С теплом игумен Митрофан начал наведываться к нему в скит, чтобы совершать литургию, и тогда Сергий радовался, внимая голосу игумена и уносясь в Палестину, где всё это произошло четырнадцать веков назад.

Он столь долго и усердно представлял себе таинство пресуществления, что однажды узрел в потире, где куски просфоры мокли в вине, младенца с венчиком вокруг головки.

- Господи, это - Ты? - спросил он одними губами. Младенец кивнул головкой, и Сергий, прикрыв глаза, с падающим сердцем открыл рот и принял плоть младенца Христа, вошедшего в него? Он долго держал просфору во рту, пока рот не наполнился слюной, потом, сделав усилие, проглотил. И почувствовал Благость, проникшую в него и разлившуюся по всем членам. Он перестал ощущать своё тело. Он не помнил: стоял или плыл по воздуху после причастия? Старец Митрофан, снимая епитрахиль и ризу, приметил, что у отшельника сияют глаза. "Точно звёзды!" - пояснял он впоследствии, рассказывая про этот случай, и добавлял:

- Редко приходилось мне зреть, чтобы так менялись причащаемые! Мало - в нас веры!

Сергий долгое время вспоминал этот случай со страхом, не понимая: удостоился ли он Небесного видения или опять его искушала нечисть? Спросить же старца Митрофана, видел ли он тоже младенца Христа, Сергий не решился. Показалось, что такой вопрос - признак гордыни. Если бы Митрофан узрел, то сказал бы ему об этом!

Приступы тоски по Нюше и воспоминания о ней накатывали на него волнами, и только аскетический режим, установленный им для себя, спасал тогда Сергия от приступов отчаяния. Раз за разом справляясь с собой, Сергий становился суше, твёрже, черствее к себе, но то была не чёрствость, а мудрость, добытая в умении руководить своими чувствами. Вот тут и могла его подстеречь гордыня собой, своим аскетизмом, своей выносливостью. Но от гордыни Сергея спасал пример Христа, он иногда во сне даже беседовал со Спасителем. Тот сидел, положив руки на колени и уронив ладони долу, согбенный, усталый, с почерневшим лицом, на котором горели глаза, кроткие и неумолимые в своей твёрдости. Его ноги в открытых сандалиях были покрыты пылью, с чёрными отметинами застарелой грязи по краю кожаных, раскисших от пота, потемнелых и перекрученных ремешков - грязь тысячелетий, въевшаяся в ноги ВЕЛИКОГО СТРАННИКА. Видно, не часто Ему омывали их и умащивали миром! Загрубелые, в мозолях, ноги Учителя. Он сидел, опустив набрякшие кисти рук между коленей, и слушал молитву Сергия и помахивал головой. И Его лицо было строго и терпеливо, и Он понимал русича, ибо Тот и другой разговаривали молча. Потом Иисус вставал и уходил, благословив собеседника, а Сергию становилось легче на душе, с которой пластами отваливались уныние и усталость. Как хотелось Сергию в эти часы вымыть ноги Спасителю! Принести липовую лохань, согреть воды... Господи! К Твоим стопам прикоснуться и то великое счастье, превыше прочих земных сокровищ! И он подолгу молился Ему и Его Матери, Заступнице и Печальнице.

Внешне с ним ничего не происходило. Он жил, работал и молился, следя, как разрастается зелень на его огородике, улыбаясь зайцам, которые скакали вдоль ограды, пытаясь попасть внутрь и добраться до кочанов капусты. Иногда он бросал косому лист-два, и тот, поводя ушами, подходил почти к ногам Сергия и, поглядывая на человека, сгрызал капусту, после чего отпрыгивал в сторону и уже в отдалении становился столбиком и смотрел на монаха, который не вызывал боязни.

Наступило и успокоение в молитвенном делании. Сергий всё легче входил в состояние Отрешённости и Того Полёта, Который уносил его в объятья славимого им Бога. Если бы он мог наблюдать себя со стороны в эти мгновения, то узрел бы и сияние вокруг своей головы.

Глава 22

Лето кончалось. Подходила, подошла и прошла осень. Наступала зима, вторая зима подвижничества Сергия. После первого заморозка Сергий наломал рябины и развешал её в подклете церкви на зиму. И квашеная капуста была заготовлена, и репа, сложенная в кучи, укрыта мхом и присыпана землёй.

Сергий рубил дрова. Дрова были навожены с осени, по первому снегу, на ручной волокуше. На нём был сероваленый суконный зипун. Овчинный пропал в ту пору.