Светоч русской земли (СИ)

Оба затихли, представляя себе игумена Сергия в этот час в его непрестанных, невидных внешне, но таких важных для земли и языка русского трудах.

Хлопнули двери, явился с обидой владычный боярин, обрушив на владыку ворох суедневности. Но там, в лесу, на горе Маковец трудится тот, чья жизнь и подвиг дают оправдание всему сущему, позволяя Алексию сказать: Святая Русь.

Всё это творится днём, и всё это творит митрополит всея Руси, и так минёт день до позднего вечера. Но уже к ночи в покои Алексия на владычном дворе проводят монашка в грубой дорожной рясе, проводят кухонными дверьми, минуя любопытствующую владимирскую обслугу. В дверях его принимает придверник и ведёт к лестнице, наверху которой монашка ожидает Станята. Гостю дают в укромной горнице поесть с дороги, и затем Станята влечёт его в покои митрополита, нет, уже не митрополита Владимирского и всея Руси в этот час, а местоблюстителя московского стола, заинтересованного в том, чтобы его стол, его княжество, дело его покойных князей не погибли.

В этот час у владыки уже не так прям стан и не столь бесстрастно лицо. И отревоженный взгляд владыка вперяет в лицо монашка.

В покое полутьма. Станята стоит у двери настороже. Разговора, который творится сейчас, не должен слышать никто. Монашек называет хана Хызра, поиначивая по-русски: царь Кыдырь, Авдула называет Авдулем, покойного Джанибека - Чанибеком, но своё дело знает, как никто другой. Алексию становится понятно, в конце концов, что Хидырь, главная опора суздальского князя, не так уж прочен на троне и можно "пособить" ему этот трон поскорее потерять, что у него нелады со старшим сыном и с внучатым племянником Мурутом, что Мамай таит свои особые замыслы и теперь уже стал намного сильнее других темников, что объявился уже третий самозваный сын Джанибеков, не то Бердибеков - Кильдитек, не менее кровожадный и жестокий, чем двое предыдущих, что неспокойно в булгарах, что замышляет новый переворот хан Тагай, что ожидается, по всем приметам, суровая зима и, значит, возможен джут и голод в степи, и что всем дерущимся ханам и бекам необходимо русское серебро для подкрепления своей власти или домогательств власти.

Монашек получил устные наказы, получил заёмные грамоты к русским купцам в Сарае и Бездеже, по которым возможно получить серебро для подкупа ордынских беков, и, накрыв голову и лицо накидкой, удалился в ночь.

Алексий вздохнул, сидел, понурясь, глядя в огонь свечи, почти забыв про Леонтия.

- Разваливает Орда! - нарушил молчание Станька. - Стойно Цареграду!

Митрополит молчал. Станята, осмелев, продолжил:

- Скоро ордынские ярлыки будет мочно покупать, как грибы на базаре, кадушками!

Алексий повёл головой. Улыбнулся одними губами. Помолчал. Погодя сказал:

- Ты, поди, повались! То, что мы творим ныне, греховно, Леонтий! Но я обещал крёстному, что возьму его грех на плечи своя! Поди! Кликни мне служку с сеней.

И когда уже Станята стал выходить, шепнул, глядя в огонь:

- Господи, прости мне и в этот раз по великой милости Твоей!

Глава 19

Когда Хидыря зарезал во дворце его сын, Темир-Ходжа, в Орде наступил кровавый ад. Выдравшиеся из замятни купцы и русские ратные доносили, что Золотой Орды, по сути, уже нет. Мамай поставил своего хана Авдула, но в Сарае сидит Мурут, сменивший зарезанного Мамаем Темир-Ходжу, и не желает отдавать власть. Булгары захватил Булат-Темир, мордовские земли - Тогай, и только русский улус продолжает поддерживать законную власть в Сарае. Вот тут суздальский князь, Дмитрий Константиныч, возложивший свои упования на Хидыря, понял, что престол под ним закачался. Дионисий призывал его старшего брата Андрея восстать и свергнуть Орду. Но у Нижнего Новгорода, дважды разгромленного и сожжённого татарами, не было на то ни сил, ни желания. Андрей понимал лучше братьев, что с Ордой им не совладать. Да, кроме того, Борис, третий брат, намерился в днешней суете засесть Нижний Новгород под братом Дмитрием, чем обессилил суздальский княжеский дом.

Дмитрий Константиныч, узнав о том, что Алексий перекупил у хана Мурута ярлык на великое княжение, вскипел, но... полки не были собраны, а собранные редели на глазах, измена Бориса разрушила всё дело, и приходилось уступать Москве. И никто ещё не знал, что Алексий одновременно вёл переговоры с Мамаем.

В марте Дмитрий Московский со многими боярами прибыл во Владимир и венчался вторично великим владимирским князем, теперь уже по ярлыку хана Авдула, доставленному послом из Мамаевой Орды, подтвердившим, что великое княжение отныне переходит в вотчину московского княжеского дома.

Из Владимира великий князь Дмитрий прибыл в Переяславль, а оттуда в Москву. Здесь тоже устраивались пышные торжества. Пришёл по зову владыки с Киржача игумен Сергий, и Алексий заставил своего воспитанника сойти с княжеского креслица и встретить радонежского игумена в дверях, поклонившись ему.