Сергий опустился на скамью, потрогал лобик ребёнка, приник ухом к груди. Сердце не билось, и дыхания не было.
- Воды! - сказал он Михею. - Горячей!
Скоро затрещала растапливаемая печь. Сергий стал разматывать дитятю, произнося слова молитвы. Мальчик лет четырёх лежал неподвижно.
Горшок с тёплой водой стоял в печи с вечера, и потому вода согрелась быстро. Сергий снял рубашонку с мальчика. Велел Михею налить кипятка в одно корыто и холодной - в другое. Младенцев переворачивать было не впервой, и Михей залюбовался движениями рук наставника. Надо было вернуть дыхание ребёнку. Если не поможет это, то и ничто не поможет!
Сергий окунул мальчика в горячую воду, потом - в холодную. Затем - снова в горячую, повторив это несколько раз. Потом, уложив на лавку, на ветошку, начал растирать сердце. Михей смотрел, не шевелясь. Действия наставника над мёртвым телом казались ему почти кощунственными.
Младенец икнул, потом ещё раз. В синеватом личике показался бледный окрас, и, наконец, появилось дыхание. Сергий, достав мазь, замешанную на сале барсука, стал растирать ей ребёнка. Аромат трав и смол наполнил келью. Прополоскал рубашонку, отжал и велел Михею повесить перед огнём. Дитя укутал ветошью и замотал в зипун. Окончив всё и напоив мальчика горячим целебным отваром, стал на молитву.
К тому времени, как мужик вернулся в монастырь с домовиной и погребальными ризами, мальчик, переодетый в чистую, высохшую рубашку и порты, накормленный и напоенный, лежал на лавке и улыбался Сергию.
Мужик вошёл, постучав. Сдёргивая оплеух, успокоенно-мрачный, и увидев живого младенца, остоялся. У него открылся рот, и отпала челюсть. Потом, зарыдав, он рухнул на колени, обнял, стал целовать сына и повалился в ноги Сергию, бормоча и вскрикивая:
- Оживил! Оживил! Молитвами! Милостивец! Заступник ты - наш!
Он бился в ногах Сергия, винясь, мотая головой, вскрикивая и произнося:
- Оживил! Оживил! Заступник ты - наш милосердный! Чудотворец
Сергий слушал его, нахмурив брови. Наконец, положил ему руки на плечи и заставил встать. Пальцем указал на икону:
- Молись!
Тот, плача, начал произносить слова молитвы. Сергий молился с ним. Потом, когда отец немного успокоился, сказал:
- Прельстился ты еси, человече, и не ведаешь, что глаголеши! Воскрешать мёртвых было дано единому
- Единое чадо, единое! Спас, воскресил!
Сергий слушал, понимая, что перед ним - стена. Изрыгавший укоризны отец теперь, обретя сына выздоровевшим, ни за что не поверит, что чуда тут нет, и станет повторять, что игумен Сергий может, если захочет, воскрешать мертвецов. В конце концов, он, положив руку на голову мужика, велел ему умолкнуть и, сосредоточив волю и утешив обезумевшего от счастья отца, сказал:
- Аще учнёшь о том проносить по людям или кому о том сказывати, и сам пропадёшь, и отрока своего лишишься! Понял, что я тебе реку, человеке?!. - повторил он несколько раз, пока мужик, подчинённый его воле, не внял и не склонил голову. - Замкни уста! - напутствовал его Сергий. - А дитятю держи в тепле и в чистоте телесной. Есть у тебя трава зверобой? Вот тем пои! И малиной пои. И мази тебе дам, хозяйка пущай растирает! И молись! Много молись! Без
молитвы, безМихей видел всё это и, видя, зная, часто наблюдая, как Сергий лечил людей, всё же склонялся к тому, что без чуда воскрешения тут не обошлось.
Михею велено было тоже молчать. Сергий не хотел, чтобы в монастырь нахлынули толпы жаждущих исцеления и чудес. Сколько усилий требовалось
Михей молчал. Молчал и мужик. И всё же слух о том, что Сергий творит по своему желанию чудеса, распространялся в народе.
О том шепталась и монастырская братия, тем более что чудеса происходили.
Сергий, свершая литургию, в то время, когда священник, припадая к алтарю, творит молитву, старался каждый раз воспроизвести реально всю последовательность преображения вина и хлеба в тело и кровь