Симон как-то служил с Сергием. В тот раз Сергий чувствовал в себе особый прилив духовных сил, что ощутил и Симон, пребывавший рядом. Что-то как бы сместилось, подвинулось в нём, и он, смаргивая, стараясь не дать себе ужаснуться или вострепетать, узрел, как по престолу ходило синеватое
Сергий взглянул на него и спросил:
- Брате, почто устрашился ты?
- Видел... Видел... - сказал Симон с дрожью, обратив взор к Сергию. -
Сергий глянул, прикрыл глаза, приник лбом к столбу и сказал:
- Молчи! Пока не отойду ко
И это тоже, несмотря на старания Сергия, стало известно в монастыре, тем более что
То, чего добивались в своих затворах в горе Афонской иноки-исихасты, начало происходить с Сергием. И его слава росла, всё больше начинали узнавать о радонежском подвижнике в иных городах и княжествах. Среди тех, к кому шли на поклонение, прикоснуться, узреть, причаститься благодати, его имя, раньше малоизвестное, теперь произносилось всё чаще.
Глава 3
В этом году осенью совершилось ещё одно событие: с Сергием познакомился схваченный на Вологде великий новгородский боярин Василий Данилович Машков. Он был схвачен после набега ушкуйников на волжские города.
***
Обо всём, что творилось в Великом Новгороде, доносили на Москву городищинские доброхоты великого князя. Отношения с Великим Новгородом ещё не были уряжены, хотя, старый союзник вечевой республики, суздальский князь нынче был укрощён и перекинулся на сторону Москвы.
Погром нижегородских бесермен, гостей торговых, нарушивший торговлю с Персией, тоже был отместьем московитам, и великий князь Дмитрий (а точнее - владыка Алексий) почёл себя обиженным и потребовал от Великого Новгорода возмещения убытков. К войне, однако, была не готова ни та, ни другая сторона.
Мысль схватить великого новгородского боярина, связанного с ушкуйниками и снабдившего серебром и припасами волжский поход, принадлежала Алексию, хотя грамоты с печатями исходили от великого князя.
К делу был привлечён Монастырёв, поместья которого находились под Белоозером, и Дмитрий Зерно. Московская застава прибыла в Вологду вовремя. Машков не ждал имания, не ведал, что сотворилось на Волге, и ехал открыто, без бережения. Новгородцы были перевязаны после сшибки. Мало кто и утёк. Василия Данилыча с сыном Иваном, Прокопия Куева и десятка два дружинников великого боярина в железах повезли на Москву.
Василия Машкова с Иваном везли поврозь от других и посадили в Переяславле, не довезя до Москвы.
В Москве, где шло строительство каменных стен, держать боярина было негде. Тюрем в ту пору ещё не существовало. Если ратника, смерда или купца можно было посадить в погреб, в яму, запереть в амбар, то знатного боярина или князя держали на чьём-нибудь дворе, возлагая пленника на хозяина. А там уж кто как! Обычно и за стол сажали с хозяевами, и священника позволяли иметь своего, и слуг давали для выезда. Хоть и были те слуги охраной полонянина, стерегли его, чтобы не сбежал, а всё же...
Машков с сыном были посажены на монастырский двор в Горицах. Боярину была отведена келья, выделен служка и двое холопов для обслуги. В Новгород отправились послы, и завязалась пря, растянувшаяся почти на год, в конце которой Великий Новгород уступил великому князю, принял московских наместников на Городище и дал чёрный бор по волости. После чего Машков с сыном были выпущены и вместе с освобождённой дружиной уехали к себе, в Великий Новгород.