Светоч русской земли (СИ)

Сергий кончал мыть руки и платье. Расспросил бабу (хозяина и старшую дочь у неё свели литвины), и, дав отдохнуть, проводил роженицу с сынами до деревни, устроил на ночлег, а потом велел добираться до владычной Селецкой волости, где находился странноприимный дом и можно перебыть первые месяцы, нанявшись хотя бы в портомойницы, если её мужика к той поре не вернут из Литвы по перемирной грамоте.

Уже распростясь и выйдя на дорогу, он улыбнулся, помыслив, что ныне совершил для бабы то, чего, как награды, добиваются от него видные московские бояре и даже князь, и что этот малыш вряд ли когда-нибудь узнает, что его восприемником был радонежский игумен.

Пахло мокрой хвоёй. Повсюду лезли подснежники, и солнце, снизившись, почти цепляя за вершины дальнего леса, золотило ему лицо.

Речка, раздувшаяся по весне, урчала, ворочая коряги и колодины. Прибрежные кусты стояли по колено в воде. Сергий долго искал переправу. Наконец, пройдя по поваленному дереву и замочив лишь лапти, выбрался на тот берег.

Пустыньки не было. На месте часовни и келий валялись головни, да высилось несколько обугленных, сваленных друг на друга брёвен. Он посмотрел по сторонам, вынул топор, постучал обухом по дереву, будя эхо, и, потянув носом, пошёл на запах дыма.

Братья-иноки, завидев Сергия, встали и поклонились ему, не ведая, кто - перед ними, но догадавшись, что путник - не простой мних, но муж в высоком сане. А когда Сергий спросил о Мефодии, догадались, с кем говорят.

Часовня для спасённых икон была устроена братьями в дупле дерева. Для себя они соорудили шалаш из лапника и хвороста, куда заползать надо было ползком. Хлеба у братьев не было, питались толчёной корой, кислицей и прошлогодней клюквой, а Мефодий, сообщили они, ушёл в Москву за подаянием. Сергий дал братьям по сухарю и одну рыбину на двоих, отведал прошлогодней клюквы и, сотворив молитву, залез с братьями в шалаш. С утра принялись за работу.

У братьев нашёлся ещё один топор и большой нож - косарь. Сваленные деревья шкурили косарём, ворочали вагами. Сергий работал, не тратя слов, и остановился помолиться и пожевать хлеба только в полдень. Оба брата были толковые, дельные мужики. Сергий после дня работы с ними одобрил выбор Мефодия. Келью рубили в укромности и ближе к воде, как указал Сергий, часовню, как он же объяснил братьям, надо поставить подальше, оберегаясь огня, и выше, на сухом месте. В первый день повалили сорок деревьев и устроили катки. К тому часу, когда вернулся Мефодий, притащивший с собой два мешка сухарей, несколько сыров, мешок сушёной рыбы и горсти четыре изюма, келья стояла, доведённая до потеряй-угла, промшённая, хоть и из сырого леса, а Сергий вырубал курицы и переводы для кровли.

Они троекратно расцеловались с Мефодием. Снедное пришлось кстати, сухари и рыба у них закончились, а собирать клюкву было недосуг. Серебро Сергий велел убрать в кошель и больше не разговаривал об этом, пока не закончили келью и не одели охлупень на крышу. Вчетвером дело пошло резвее. Поставив келью, заложили основание для часовни, и тут Сергий, постигнув, что работа будет доведена до конца, сказал Мефодию, что уходит и надеется, что тот довершит устроение обители.

- А серебро, брате, отдай тому, кому оно - нужнее! - сказал он на прощание Мефодию. - В годину бедствий инок должен помогать тружающимся!

Мефодий понял урок Сергия и опустил голову.

- Каждый из нас - слаб, ежели одинок! - сказал Сергий. - Пото надобен общежительный устав!

Мефодий не спросил, почему тогда учитель, начиная свой подвиг, долгое время жил в лесу в одиночестве и водил дружбу с медведем. Это быо искусом, испытанием, долженствующим отделить зерно от плевел. Инок обязан жить в стороне от суеты, но не в стороне от мира. Впрочем, о войне, о боярских и княжеских заботах они не разговаривали. Сергий умел отодвигать суетное от Вечного, и в его присутствии многое важное оказывалось неважным.

Глава 13

А между тем война продолжалась всеми способами, вплоть до непристойных. Михайло Тверской в борьбе за ярлык послал в Орду своего старшего сына Ивана. Московиты стараниями своего посла Фёдора Кошки купили тверского княжича, предложив Мамаю

неслыханную по тем временам сумму в десять тысяч серебром.

- Мне ить и самому пакостно стало, когда ево на такое дело согласил! - признался Фёдор Кошка спустя время.

Наследник тверского княжеского дома был привезён на Москву и посажен в полон на митрополичьем дворе. Того потребовал Алексий, боясь за жизнь тверского наследника: случись с княжичем какая беда, от одних покоров погибнем!