Расставались они с Дионисием тепло. Вокруг бушевало, уже в полной силе, южное лето. Кричали продавцы рыбы, ревели ослы. Дионисий сошёл с седла. Они облобызались, веря, что вскоре увидятся, и ни один из них не подумал в тот час, что видятся они в последний раз.
В Киеве Дионисия схватили, местный литовский князь, Владимир Ольгердович, едва ли не последний сторонник православной партии в Литве, заявил ему: "Почто пошёл еси на митрополию в Царьград без нашего повеления?"
За князем стоял Киприан, который решил драться за русскую митрополию до конца. Дионисия не хотели многие. Да и Пимен сделал всё возможное, чтобы помешать вызволить своего соперника из заточения.
А князь? Князю в этот год было ни до чего. По всему княжеству с насилием и слезами собирали дань для Орды.
Дмитрий сделал всё, чтобы облегчить участь московского посада и смердов. В Великий Новгород были посланы виднейшие бояре с требованием взыскать с непокорного города чёрный бор. Глава правительства Фёдор Свибл был отправлен вместе с другими за данью. Возмущение горожан и бегство Свибловых датчиков, с последующей посылкой в Великий Новгород Александра Белеуга, продолжающийся набег Олега Рязанского на Коломну (город был взят, ограблен и сожжён) в отместку за московские шкоды и преждебывшие нахождения, - все эти скорби и хлопоты не оставляли сил вмешаться в киевские дела. Дионисий сидел в заключении, и когда Фёдор уже возвратился в Москву, и когда новое греческое посольство везло приказ Пимену с Киприаном прибыть на суд к патриарху Нилу.
Дионисий так и погиб в заточении. Похоронен он был в киевских пещерах.
Глава 13
В ярости на рязанский погром Дмитрий бросил на Олега ранней весной московскую рать во главе с Владимиром Андреичем Серпуховским.
Владимир Андреич третьего апреля поскакал к Троице, благословиться у Сергия. Тут-то и произошёл случай с пришлым крестьянином.
К Сергию приходило последнее время всё больше народу. Благословиться, попросить совета, да и посмотреть на Сергия. Брели в лаптях и ехали верхом, подавали ковригу хлеба или приказывали выкатывать из возка бочки солёной рыбы, огурцов или грибов, выносили кули с мукой и поставы сукон. По Сергиеву заведению в обители принимали всех и всякий дар с равной благодарностью.
Этот мужик, старик, хозяин зажиточного двора, прибрёл в обитель, отстояв пасхальную службу в Радонеже, где он надеялся увидеть Сергия, и сразу спросил, здесь ли - Сергий.
- Работает на огороде, подожди, - ответили ему.
Крестьянин, однако, не стал ждать, а приник к щели: огород был обнесён забором из врытых в землю заострённых кольев. Он увидел Сергия в рабочей сряде, разлезающейся, старой и ветхой оболочине, пегой, ещё с тех времён обретённой и пошитой старцем, когда среди дарёного сукна оказалось одно плохо покрашенное, с пятном, которое никто не захотел брать. Сейчас эту ризу, в которой игумен проходил лет десять, вразумляя тем, больше слов, свою братию, Сергий донашивал в пору огородных и иных грязных работ.
Привычное для братии оказалось настолько непривычно крестьянину, что он начал ругаться вслух, вообразив, что над ним решили посмеяться.
- Я пророка узреть пришёл! Вы же мне нищего кажете! Бреду издалека, истерялся в дорогах! Мыслил: в честной монастырь попал, а вы глумитесь надо мной, над серым мужиком! Святого мужа видеть хотел! В чести и славе! А у этого ни порт красных, ни иное что многоценная, ни отроков, предстоящих ему, ни слуг, ни рабов, услужающих и честь воздающих мужу сему, но всё - худостно, нищо и сиротинско!
Старика вытолкали за ограду, но Сергию, когда он кончил работу, донесли об этом. Сергий, отдавая мотыгу одному из братий, посмотрел устало - в последнее время земляная работа начинала долить - и сказал:
- Он же не к вам пришёл, а ко мне! Не делайте этого! - и вышел за ограду, позвал крестьянина, и, не ожидая от того ответа, обнял и поцеловал, а затем, поклонившись до земли, пригласил в монастырь.
По случаю тёплого дня для общей трапезы столы накрыли во дворе, и Сергий посадил крестьянина, подведя его за руку, справа от себя за стол. Братия, те, кто ругал мужика, молчали и низили глаза.
Прочли молитву. Сергий ел, расспрашивая старика, и тот, ублаготворённый добрым приёмом, рассказал старцу свою печаль: мол, пришёл увидеть Сергия, да не довелось!
- Не печалуй! - сказал Сергий, прищурив глаза. - Здесь у нас милость
Крестьянин ещё не успел обмыслить сказанное, как за оградой послышались топот и звяк, отворились ворота и во двор обители начали въезжать, спрыгивая с сёдел, ярко разодетые дружинники. Владимир Андреич любил погордиться алыми, рудо-жёлтыми, лазоревыми, вишнёвыми, изумрудными, шитыми травами и серебром одеждами своей дружины. Выезд серпуховского князя всегда напоминал издалека цветущий сад.