- Его. Друзья были с Филофеем! Ну, так вот, а теперь прикинь, с юга турки, вера у них
- И русичей?
- Мыслят, вестимо, и русичей... - подумав, сказал Данило. - Наша-то вера - правее римской! Там папы да антипапы, вишь, роскошества разные, соблазн! Яко короли, воюют меж собой.
- А скажи! - спросил Василий. - Ведь батюшка хотел за Ягайлу нашу Соню выдать!
Как же теперь?
- Да так! - ответил Данило Феофаныч. - Никак... Иного жениха найдут, може, и из близких краёв. На чужбину ить - как в могилу... Иной свет, и всё иное там! Рыцари, да танцы, да шуты-скоморохи... Станут глядеть, судить, кому как поклон воздала, кому не так руку подала... да и веру менять - ето не дело! Спи; княжич! Дорога - дальня у нас!
И затихли все. И в тишине было слышно, как течёт время.
- Дедо, не спишь? - спросил Василий.
- Что тебе, сынок? - ответил боярин.
- А я им - зачем?
Тьма молчала. Наконец, отозвалась голосом Данилы:
- Не ведаю и того. Ты ведь - наследник престола! Все они ноне - разодравши тут... Был бы жив Любарт Гедиминич, сговорили бы с им... А - померши! Были люди! Великие были короли! Што в Литве, хошь и Ольгерд, нам-то ево добрым словом не помянуть, а для своих великий был князь, глава! Вишь, сколько земель под себя забрал, и держал, и боронил, и с братьей своей в одно жили! И в Польше был король, Казимир Великий! Польшу укрепил, иное и примыслил, грады строил, законы и порядок дал земле! Худо сказать, Червонную Русь, завоевал, да при ём, при Казимире, там ни единой латынской епископии не было! Уважал, стало, и нашу веру... А уж вот Людовик - тот, бают, и польской речи не ведал, в уграх сидел. Это - последнее дело, когда государь своей земли не боронит и свой народ не любит! Великие князья, того же Мономаха возьми, альбо Невского, да хоть и Михаилу Ярославича, хоть и прадеда твоего, Данилу Лексаныча, в первую голову заботились о земле, о смердах! Иначе зачем и князь? Тот - не князь, кто земли своей не бережёт!
- А у нас? - спросил Василий, понимая, что в сей миг немножко предаёт своего отца. - Вот у их Ольгерд, Казимир, а у нас?
Данило посопел, подумал и сказал:
- А у нас всему голова покойный владыка Алексий был! Он и батюшку твово воспитывал, и княжество правил, и от Ольгерда землю боронил, и пострадал за Русь, едва не уморили ево в Киеве... Так вот и реку: исполины были! Великие держатели земли! Великое было время! Суровое! Невесть, не было бы таких людей, и Литва и Русь погибли бы в одночасье, да и Польша не устояла, под немчем была бы давно... Были великие князья! Да вот умерли. А енти-то, хошь и Ягайло с Витовтом, токмо о себе, о своём... Лишь бы на столе усидеть... Не понимаю я етого! Не по-людски, не по-
- А нас не захватят? - спросил, наконец, Василий.
Старик молчал, думал.
- Сам опасаюсь тово, а не должны! Может, укрепят грамотой какой... Всё ж таки ты в отца место, и про Софьюшку нашу речь была промежду сватов, дак потому...
- А в латынство не будут склонять?
Старик приподнялся на ложе и засопел:
- Не имут права! А будут... Помни одно, княжич: Михайло Черниговский, святой, при смертном часе веры своей не отринул, не поклонил идолам! Земное - тлен! А
Василий молчал. Молчал долго. И уже когда по ровному дыханию догадался, что боярин заснул, сказал:
- Не боись, дедо, веры православной своей и я не отрину вовек!
Глава 3
В Краков караван русичей добрался к свадебным торжествам.
Ядвига прибыла в Польшу весной 1384 года, а до того были сеймы, свары, походы и битвы, но кто-то направлял всё это кишение самолюбий и воль, и этот кто-то - были деятели ордена францисканцев.