Светоч русской земли (СИ)

Так Сергий свершил своё последнее земное деяние, за которым последовали многочисленные не оконченные и до сего дня деяния Духа этой плоти.

И, спустя многое время, уже едучи домой, улыбнётся Сергий и подумает, что князя Олега уговорить было ему всё-таки легче, чем селянина Шибайлу, укравшего борова у сироты и не желавшего возвращать похищенное.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Глава 1

Княжич Василий, бежавший в разгар зимы окружным путём из ордынского плена, оказался в начале 1386 года у волошского воеводы Петра.

Этот год был годом перемен на славянском востоке Европы. Только что совершилось объединение Польши с Литвой. Кревская уния, закреплённая женитьбой великого литовского князя Ягайлы на польской королеве Ядвиге, с последующим обращением Литвы в католичество.

Это было последней победой католицизма в его наступлении на Восток, против православных, "схимников", ибо девять десятых населения тогдашней Литвы составляли православные русичи и обращённые в православие литвины.

На Руси этот год начинался сравнительно тихо. Замирившись с Олегом и тем, развязав себе руки на южных рубежах княжества, Дмитрий готовил на осень поход на Великий Новгород. Обид накопилось немало, но главное, великокняжеской казне не хватало серебра. Восемь тыщ ордынского долга висели камнем на шее московского князя, и взять их нельзя было ни с кого, кроме Великого Новгорода.

Церковные дела также разладились. Ныне из Нижнего Новгорода архимандрит Печорский Ефросин пошёл ставиться на епископию в Царьград. Великий князь вновь посылал Фёдора Симоновского в Царьград: "Об управлении митрополии Владимирской". Княжество пребывало без верховного пастыря, что было гибельно перед лицом восставших ересей и латынской угрозы.

Отпуская Фёдора, Дмитрий был особенно хмур. В Смоленске снова бушевал мор, на этот раз пришедший из Польши. Боялись, что мор доберётся и до Москвы. Андрей Ольгердович Полоцкий устремился на Запад - возвращать отчий полоцкий стол. С ним ушли значительные литовские силы, до того служившие Москве. В боярах вновь разгорались нестроения. Фёдора Свибла обвиняли в военных неудачах и давешних ссорах с Рязанью.

- Я, што ль, един был за войну с Олегом? От тамошних сёл, от полей хлебородных никоторый из вас рук не отводил! - кричал Свибл в княжой Думе. - Хлеб - сила! На хлебе грады стоят! Не в ентом же песке да глине век ковыряться! Олег никогда того не осилит, что мы заможем! Ну не сдюжили воеводы наши, дак ещё и не то быват! За кажну неудачу казнить, дак и все мы тута в железа сядем!

Кричал, брызгая слюной, и был вроде прав... Дмитрий, дав боярам ещё поспорить, утишил собрание, перевёл речь на Великий Новгород.

Нынешнего своего князя бояре побаивались. Неведомо, что у него - на уме! О бегстве Василия из Орды знали уже все, но где - он, может, схвачен да и посажен куда в узилище? Не ведал никто. Не ведал того и князь, не мог ничем утешить Евдокию. Прихватывало сердце, порой становилось трудно дышать. Но князь упорно восстанавливал своё порушенное княжество.

Тохтамышев погром многому научил Дмитрия. Потому и в церковные дела вникал сугубо. О тревожных литовских переменах вести уже дошли. Чуялось, что католики и на том не остановятся. Потому и с Пименом надо было решать скорее, потому и Фёдор Симоновский был посылаем в Царьград.

Фёдор, простясь с князем, отправился к дяде, в обитель Святой Троицы, за благословением. Ехал в бричке, озирая боры и хороводы берёз. Мысленно уже ехал по Месе, среди толп Царьграда, направляясь к Софии. После смерти Дионисия Суздальского всё осложнилось, великий князь по-прежнему не желал видеть Киприана.

Сергий, когда Фёдор постучал в келью наставника, читал! Отложив книгу в "досках", обтянутые кожей "Жития старцев египетских", пошёл открывать. Племяннику не удивился, знал, что тот приедет к нему. Слушал рассказ Фёдора, кивал чему-то своему, познанному в тиши монастыря.

- Моя жизнь проходит, - сказал он. - Чаю, и великому князю немного осталось летов. Грядут иные вослед нас, и время иное грядёт! Княжич Василий - жив, я бы почуял иное. А с Пименом... Одно реку, не полюби мне то, что творится там, на латынском Западе! Не полюби и дела цареградские. И ты будь осторожен тамо! Подходит время, когда православие некому станет хранить, кроме Руси. Это - наш крест и наша земная стезя. Нас всех, всех русичей! Егда изменим тому - пропадём!

Всё это было известно и понятно Фёдору, и поразили не слова, а то, как они были сказаны. Дядя словно завещание прочитал.

Фёдор вспомнил, что недавно окончил свои дни Михей, верный спутник Сергия на протяжении долгих лет. Не с того ли дядя - так скорбен?