Светоч русской земли (СИ)

Бояре Василия с невестой возвратились из Пруссии осенью. В Великом Новгороде, отдыхая, они стояли на Городище, и Софья, выпросившись у бояр, съездила на лодье в Великий Новгород, походила по тесовым новгородским мостовым, уже покрытым снегом, разглядывая каменные церкви и рубленые узорчатые терема. Ни любопытство горожан, ни приветствия торговых гостей её не смущали. Ходила, разглядывала, прикидывая, как ей будет править и жить в этой стране. В надежду батюшки подчинить себе Василия, а с ним и всю Русь Софья не верила.

По заснеженным дорогам в запряжённом шестериком возке, взлетающем на ухабах, в вихрях снежной пыли она мчалась сквозь леса. И уже истомно стало от просторов никак не кончавшейся Северной Руси. Наконец, достигли Твери и переправились через ещё не скованную льдом Волгу...

В Москву поезд прибыл первого декабря, в пост, и Василий, не спавший в ожидании невесты последнюю ночь, встречал Софью со страхом - а вдруг она изменилась? А вдруг изменился он? И что тогда?

Соню он встретил за Москвой, на пути. Соскочив с коня в сугроб, пошёл к остановившемуся среди дороги возку. Кони ярились, рыли копытами снег, из возков и саней высовывались головы. Василий махнул рукой: скройтесь! Двери возка отворились. Соня в куньей шубке соскочила на снег, глянула на него, улыбаясь. Её серые глаза углубились и потемнели, заметнее стала грудь, раздались плечи. Уже почти и не девушка, а женщина стояла перед ним, и Василий смотрел на неё, чувствуя, как волны жара ходят у него по лицу, смотрел, пытаясь связать ту, прежнюю, Соню с нынешней.

- Не узнал? - сказала она. - А я узнала! Ты не изменился. Всё такой же - мальчик!

У Василия раздулись ноздри, захотелось схватить её в охапку и швырнуть в снег. Но Соня сделала шаг, ещё шаг и, глянув и взяв его за предплечья, притянула к себе.

- Целуй! - сказала она и поцеловала его так, что дыхание перехватило, невзирая на слуг, холопов, на сенных девушек, ратников и бояр.

Василий закрыл глаза, вспомнил ту скирду и её тогдашние глаза и отбивающиеся руки.

- Изменилась, да? - спросила она. - Всё думала о тебе! - добавила она, поднося его ладони к своим щекам.

Василий стоял, всё больше узнавая её прежнюю.

В голове вертелся вихрь. Он ещё ничего не понимал, но Соня уже поняла всё. Протянула ладошку и коснулась его щеки.

- Возмужал! - сказала она. - Уже не мальчик, великий князь! - прибавила она, заглядывая ему в глаза, а Василий теперь почувствовал себя перед ней глупым до того, что впору было заплакать. - У вас - пост? - спросила она. - Ничего! Ты мне пока Москву покажешь и познакомишь с твоими родными!

И только когда она уже повернулась к нему спиной и взялась за рукояти дверей, собираясь влезть в возок, он понял, что любит её по-прежнему, и, оттолкнув слугу, кинулся к ней, чтобы помочь. Поднял, не чувствуя тяжести, замедлив движение рук, а она опять, полуобернувшись к нему, сказала:

- Прощай до Москвы!

Дверцы возка захлопнулись. Князь, справившись с собой, вдел ногу в стремя, взмыл в седло и развернул коня. Ветер бил ему в лицо, остужая щёки, а он скакал и повторял одно, убеждая себя и всё ещё не веря: "Люблю, люблю, люблю!"

Глава 3

Киприан, усевшись на владимирский стол, проявил энергию, не свойственную его возрасту. Помимо церковных дел, зело запутанных (иные попы, ставленные Пименом по мзде, не разумели в грамоте. Таких приходилось лишать сана и отправлять либо в мир, либо послушниками в монастыри), помимо исправления литургии, перевода греческих книг, помимо сочинения жития митрополита Петра, Киприан вникал во все хозяйственные заботы, шерстил данщиков, подавляя возникающий ропот, собирал недоданное за прошедший год, помогал князю восстанавливать Москву, служил обедни, поставлял попов, крестил боярских и княжеских детей, отпевал сановитых покойников, заботил себя росписью и украшением московских и владимирских храмов.

Ивану Фёдорову, чтобы не потерять места владычного данщика, приходилось сутками не слезать с седла, мотаясь с поручениями Киприана по всей волости. Он только крякал, соображая, что при Пимене было ему легче во сто раз. Тем более новый владыка затеял мену сёлами с князем Василием, и приходилось объезжать все эти сёла, успокаивая народ. Не успели избыть ту беду, а Киприан уже кивает Ивану Фёдорову:

- Готовься! Скоро нужно будет нам с тобой ехать в Тверь, неспокойно - там!

У Ивана, мыслившего побыть дома, сердце упало: опять скакать! Но Киприан, не замечая угрюмости своего данщика, сказал, улыбнувшись:

- Видал, как Феофан надписал "Сошествие Духа Святого на апостолов" в Успенье? Поглянь! Дивная красота!

Отпустив Ивана, Киприан растёр руками виски и под глазами, мысля, что чересполосицу княжеских и владычных сёл оставлять не следует, и надо написать грамоту игумену Сергию, и надо посетить весной владычные сёла под Владимиром, и надо увеличить число переписчиков книг... Он уставал и вместе с тем не чувствовал усталости: так долго он ждал и столь многое ему предстояло сделать!