Светоч русской земли (СИ)

Русичи нравились ему своей хваткой и тем что, берясь за дело, не топили его в ворохе бюрократической волокиты, взятках и отписках, перекладываниях ответственности с одних плеч на другие, во всём том, что сопровождает одряхление государств. Он помолодел здесь, среди этого народа, не ведающего своей молодости, как иные не ведают своей старости. Киприан достал, привстав, своё сочинение о Митяе. Разогнул листы, перечитал удавшиеся ему внешне похвальные, а внутренне полные яду строки, рассмеялся, закрыл книгу, подумав, что можно рукопись уже теперь отдать переписчику, а потом предложить на прочтение князю... Не то же ли получилось и с Пименом! Нет, прав - Господь, предложивший его в духовные наставники этой некогда великой и, будем надеяться, вновь поднимающейся к величию страны! Ибо исчезни Русь - и исчезнет, истает православие, не устоит, не сохранит себя ни под мусульманским полумесяцем, ни под латинским крестом, и с ним исчезнут Заветы Спасителя, гаснущие днесь даже в бывшей колыбели православия - Византии!

Он достал лист александрийской бумаги, взял из чернильницы, стряхнув лишние капли, перо и начал писать послание Сергию, приглашая его для беседы на Москву.

Послания Киприан сочинял сам, не поручая сего дела секретарю, дьякону Богоявления, который сейчас по требованию Киприана изучал греческую молвь.

Сергий тревожил Киприана. Он был представителем той, прежней эпохи, другом владыки Алексия, и это пролагало грань между ним и Киприаном. И Фёдор, племянник радонежского игумена, премногую пользу принёс делу Киприана, да! Да! И всё же... И потом эта популярность Сергия в Русской земле. Да, он понимает и это, но всё же! Он завидует известности Сергия, завидует тому, что, не имея высокого сана, радонежский игумен духовно превосходил всех, даже митрополита Владимирского. И эту славу Сергия, зиждимую на величии Духа старца, невозможно было перебить, и невозможно подчинить себе. "Слушался ведь он Алексия! - недоумевал Киприан. - Или и его не слушался? Отказался же он стать Русским митрополитом". Этого поступка Сергия Киприану было не понять, иначе приходилось признать, что игумен Сергий стал святым при жизни. "Но ни речений, ни учительных проповедей не оставил за собой!" - ярился Киприан в те мгновения, когда пытался отбросить от себя признание явленной Сергием святости, при которой не нужны становятся ни звания, ни власть, ни чины...

Киприан писал и думал, что да, Сергий придёт к нему и будет смотреть и молчать, и во сто раз лучше бы ему съездить к Сергию, посмотреть его обитель и убедиться в его святости... Но одолевали дела, одолевали потребности устроения, суета сует, без которой не стоит церковь!

Он погрузился в грамоту, стараясь вообразить себе пустынь Сергия. Лес... Тишина... Звери по ночам подходят к ограде... Как они там живут? И почему к речам этого пустынножителя прислушивается вся страна? И что он такое сказал, что годилось бы быть занесённым в скрижали истории?

Киприан не понимал в Сергии главного: что не словом, но примером своего жития и силой Духа воздействует Сергий на русичей. Человек книжной культуры, в прошлом году переписавший "Лествицу" Иоанна Синайского, Киприан вне писаного слова не мог представить себе подвижничество, ибо ведь от всех великих отцов церкви остались писанные глаголы! Если не сборники их поучений и слов, то хотя бы жития, запечатлевшие подвиги сих представителей за нас перед престолом Всевышнего Судьи!

Он дописал грамоту, позвонил в колокольчик, велел секретарю переписать её и отослать. Откинувшись в креслице, посидел, расслабившись и закрыв глаза. В Твери становилось хуже! Приходилось что-то предпринимать. А тут накатывали нижегородские дела, а тут совершилась пакость на Вятке, а тут надо ублаготворить приехавших за милостыней греческих митрополитов. А тут доносят о нестроениях в Подолии, где латиняне закрывают православные церкви... А тут в Великом Новгороде решили не давать судебных пошлин митрополиту, и надо направляться туда... Ну и где тут ему ехать в пустынь Сергия!

Глава 4

Зазнобы Киприана относительно Сергия были подогреты тем, что вызванный из Нижнего Новгорода изограф Феофан, в отличие от него, с Сергием сумел повстречаться и подружился.

Феофан Грек зашёл в Симонове, поскольку прознал, что там у изографов имелась, кончившаяся у них с Данилой Чёрным, синопийская земля.

Изографа попросили подождать в настоятельской келье, и тут он столкнулся со старцем, который сидел на лавке, отдыхая с пути.

Послушник, совершивший оплошку, кинулся, чтобы отвести Феофана в иной покой, но Сергий мановением руки заставил служителя попятиться и закрыть собой дверь. С минуту они смотрели друг на друга.