Светоч русской земли (СИ)

- В этом я могу понять тебя, ибо в молодости перебрался из одного княжества в другое, из Ростова в Радонеж... Хоть мне и не приходило учить чужой язык. И потом, я был моложе тебя в ту пору, всего лишь отроком, ты же приехал к нам уже зрелым мужем... Не ведаю, как степняки привыкают к нашей жизни! Однако привыкают! Меняют веру, поступают в русскую службу, женятся... Да и целые народы: меряне, мордва, мурома, весь, чёрные клобуки, берендеи становятся русичами... А мой ученик Афанасий уехал жить к вам, в Царьград... Я всегда стремился понять, как это происходит? А тысячи уведённых в полон, да и оставших там? Колико у татаринов русских жён! И ведь, в конце концов, не возникает некоего безымянного народа! На Руси от смешанных браков родятся русичи, в татарах - татары. Иногда это - к хорошу, иногда к худу! У нас с вами, греками, хоть вера одна! А ежели надобно переменить веру? Как тот же Витовт? Что происходит с таким?

Сергий смолк, и оба подумали о дочери Витовта, и оба промолчали. Ибо здесь начинался вопрос о пастырях народов и о том, могут ли они быть из чужой земли и языка чужого. И что тогда - какую благостыню или какое зло смогут принести народу, над которым их судьба вознесла быть владыками? Древний и поныне неразрешимый вопрос! И Феофан предпочёл вернуться к прежнему рассуждению о времени и о судьбе.

- Тебе, Сергие, внятно что-то иное, чем всем нам. Ты живёшь вне времени и будешь жить вечно, даже и после смерти своей. То, что - с тобой, останется жить на Земле. Мне же некому передавать свою боль, свою страсть, свой талан, вручённый мне Господом!

- Будет Андрей Рублёв! Будут и иные!

- Всё одно! Будут иные, и будет иное! Вот почему я спешу и мучаю себя. За мной - умирающая Византия. А за тобой - молодая, грядущая к деяниям и славе страна. Тебе жить вместе с ней!

- Не ведаю. Исполняю долг, завещанный мне Вершителем сил. По-видимому, труд мой угоден Господу.

- Были знамения?

- Да.

Феофан достал с полки тёмную оплетённую глиняную бутыль. Налил себе греческого, почти чёрного вина. Сергий покачал головой:

- Мне квасу!

Они подняли наполненные чары, посмотрели друг другу в глаза и выпили.

- Труд во славу Господа не напрасен ничей! - сказал Сергий.

Грек посмотрел на него, кивнул и сказал спустя время:

- Верю, что ты не утешаешь меня, а речёшь правду! - помедлив, потянулся снова к бутыли с вином.

- Я всякий труд творил с радостью! - сказал Сергий. - Как только человек теряет радость труда, он начинает злиться. Мужик, когда ему неохота пахать землю, творить свой труд, бьёт лошадь. Бьёт жену, когда перестаёт её жалеть. То же и со всяким людиной, в плоть до князя. Когда князь забывает о делах государства ради роскошей и утех плоти, когда перестаёт любить свой труд, тогда крушится и держава, и власть. И я боюсь одного в грядущих веках: чтобы игемоны церковные не стали такими, как Пимен, а правители Русской земли не сделались схожими с нынешним Палеологом, коему завлечь новую юбку становит важнее судьбы византийского престола. Кто направит властителя, егда не будет духовного вождя, схожего с Алексием?! Вот о чём - моя дума и печаль!

- Надобны ещё и такие, как ты! - сказал Феофан.

- Такие, как я, будут, - сказал Сергий, - но ежели не станет таких, как Алексий, как им пробиться к престолу? А за грехи властителей расплачивается народ!

Они снова посмотрели в глаза друг другу, два человека, для которых понятия Родина и Бог были важнее их судьбы. Два человека, готовых и способных на высочайшую жертвенность, доступную духовному существу в этом мире, где рядом с великим соседствует малое и где сосуществуют столь отличные друг от друга люди, что с трудом верится подчас, что это существа одной породы, равно созданные Высшей Силой творения и равно наделённые даром Вседержителя - свободой воли.

- Отроком я представлял себе пустыню рыжей и жаркой. И сухой. А Фёдор много сказывал о Царьграде. Расскажи, как там у вас? - попросил Сергий.

- Рыжей и сухой! - повторил задумчиво Феофан. - Я не был в Палестине. У нас же - горы и меж них долины. Мне легче живописать красками, чем словами!

- Я слышал, ты много разного речёшь о вере, яко философ, и даже во время работы своей!

- То иное! - сказал Грек. - Тамо я учитель и как бы пророк, с тобой же чувствую себя учеником, притёкшим к мудрому старцу в жажде Истины. Но попробую рассказать тебе о том, что зрел и чего не видел ты!