- Благослови, душе моя,
Они пели и служили, а на столе уже были разложены священные предметы, надобные к завтрашнему дню: срачица на престол; другая - для жертвенника; вервие, которым будет обвит престол, знаменующее узы, которыми был связан
Совершив службу, они шли гурьбой, уже в темноте, обратно в хижину, теперь уже к праздничному столу. Взбодрённые, повеселевшие, а Варфоломей - с трепетным ожиданием завтрашнего таинства освящения.
За трапезой и после неё гости шутили, смеялись, отложив на время благочиние. Долго говорили о том, что творится в мире. Наконец, помолясь, легли спать.
Для них сущее было привычным и повторяемым, не то - для Варфоломея, которому завтрашний обряд казался отменой предыдущей жизни с её радостями и трудом. Даже и грядущий собственный постриг не волновал так, как завтрашнее освящение церкви.
Когда гости уснули, Варфоломей вышел к коням. Обнял Гнедого за морду и поцеловал в нос. Конь дохнул ему в лицо. От коня шёл добрый дух. Он вздрагивал кожей, отгоняя слепней, и изредка отмахивал хвостом, шлёпая себя по кострецам. Так захотелось забыть на время свои монашеские труды, запрячь коня в соху и пройти, сжимая рукояти рала, вздымая пашню, смотреть, как трескается, расступаясь под сошниками, затравенелая земля, и ни о чём не думать! А идти за конём, следя, как растёт лента вспаханной земли, как грачи, налетев стаей, роются, выклёвывая червяков и личинок, а потом сеять озимое, волоча по полю за собой деревянную борону, чтобы птицы не выклевали зёрна... Как он любил лошадей! Изо всех ограничений, наложенных им на себя в преддверии монашеского подвига, тяжелее всего ему было расставание с конями... Он оторвался от Гнедого, огладил гриву, подкинул корма, - чтобы только ещё миг побыть с другом, и наконец, вздохнув и свесив голову, отправился в жило.
Стефан сидел на крыльце:
- Ходил Гнедого смотреть? - сказал он. - Добрый конь! Петюха - толковый хозяин, коней не запускает. Я даве копыта смотрел: целы - у всех и обрезаны ладом!
Варфоломей уселся рядом с братом, чувствуя исходящее от Стефана тепло. Сейчас ему одного не хватало, чтобы мать, пожалев, погладила его по волосам или Стефан приобнял, притянул к себе, как изредка случалось, когда Варфоломей был ещё отроком, и сказал: "Не горюй!" - или ничего не сказал... И Стефан взъерошил волосы Варфоломею и сказал:
- Пошли спать!
Утром освящали церковь.
Отец Амфилохий всё делал истово и основательно, так же, как и служил.
После утреннего молитвословия и освящения воды он, дозволяя Варфоломею лишь помогать себе, приготовил воскомастих. Облачился поверх ризы в белую сорочку, то же сделали второй священник и дьякон. Вчетвером, с псаломщиком, отстранив братьев, внесли в алтарь, через царские врата, стол с освящённой водой, крестом и всем необходимым для обряда. Кирилловичи остались перед вратами, в церкви, являя собой толпу мирян. Сейчас там, в алтаре, отец Амфилохий окроплял святой водой столпы престола, затем возливал на них, крестообразно, воскомастих и снова кропил, а второй священник, отец Андрей, с дьяконом Чапигой длит на столпы, чтобы воскомастих поскорее застыл. Этот состав - воспоминание о той мази, которой Никодим с Иосифом Аримафейским четырнадцать столетий назад помазали тело
-