Светоч русской земли (СИ)

На митрополичью службу стеклись попы, чуть ли не со всей волости, откуда-то из лесных глухоманей, из Берендеева и с Нерли. Приезжали кто верхом, кто в телеге, кто и пеш, с посохами в руках, вздев единую ветхую праздничную ряску из потёртого и порыжелого бархата, дарённого ближним боярином ещё отцу или деду, и передаваемую из рода в род. Входили в алтарь испуганно-сияющие, спеша принять благословение у самого, с радостью расхватывали освящённый митрополитом хлеб, кусочки просфор с вынутыми из них частицами, ели, стараясь не уронить ни крошки. Хор, собранный из лучших певцов города, поднимал на голоса праздничный распев, гудел, и казалось мгновениями - звучащие волны колеблют каменный собор Юрия Долгорукого, делая невесомыми своды храма.

В перерыве, когда задёргивалась завеса царских врат, Феогност приседал на горнее место, отирал шёлком потное лицо. Когда-то такие многочасовые служения давались ему без труда. Годы катят к закату! Пора вновь и вновь хлопотать о постановлении Алексия на его место, когда Феогносту придёт пора переселяться в Жизнь Вечную...

Выходя со свитой из собора мимо стеснившихся по сторонам прихожан, открывая дорогу главе церкви, Феогност заметил двух молодых мужей, уставившихся на него, судя по платью, монаха и мирянина, видимо братьев. Монах был высок, сухоподжар и широкоплеч, с резким очертанием лица и огненосным взором. А мирянин, его спутник, выделялся в толпе чистотой молодого лица. Схожие в чём-то, в ином они отличались один от другого. Заметив, Феогност замедлил шаги, глянув на братьев, спросил: "Кто - таковы?" - монах проговорил просьбу о встрече.

- Потом, после! - сказал Феогност, взглядом отсылая просителя к протопопу: пусть разберёт и доложит, может, дело разрешимо и без его участия?

Затем Феогноста отвлекли монашеские дела, и до позднего вечера разбирая поземельные тяжбы, уча и налагая епитимьи, изъясняя тонкости служебного устава сельским иереям, Феогност запамятовал о тех двоих и припомнил лишь перед сном, по докладу келейника, повестившего, что боярские дети из Радонежа, Стефан и Варфоломей, мыслят устроить вдвоём монастырь и пришли за освящённым антиминсом. И о том-де ходатайствует Алексий, прося отнестись к просителям со вниманием. Только тут Феогност вспомнил о приписке, которой сопроводил наместник отчёт о делах в Селецкой митрополичьей волости. Подумав, Феогност вздохнул и решил принять сих просителей, не откладывая.

- Проси! - сказал он келейнику.

Те двое вступили в покой. Теперь, в свечном пламени, он мог рассмотреть их внимательнее. У монаха и его младшего брата лица были не рядовых мирян, и Феогност, поначалу усомнившийся - мало ли кто дерзает на высокое, не имея и представления о том, что ему надлежит знать, - оживился. Благословив и подняв с колен братьев, он усадил их на лавку и ещё помедлил, разглядывая и раздумывая. Нет, выслушать того и другого стоило!

Стефан, так звали старшего, был иноком монастыря, который - на Хотькове, но желал устроить пустынножительство, и не он даже, а его младший брат.

Феогност выслушал и спросил: не лучше ли младшему также вступить в обитель своего брата, чтобы там пройти подвиг послушания?

Юноша, зарозовев, разлепил уста и, повергнув Феогноста в ещё большее изумление, сказал:

- Владыко! Мы уже и церкву срубили, и хижину с кельей. Токмо освятить осталось! Давняя то наша с братом мечта, и моя... Родителей берёг до успения, не то бы давно уж... - Он не кончил, смутившись и опустив глаза.

Во всём этом была крестьянская неуклюжесть, основательность и прямота. Так вот работящий смерд, порешивший нечто, взял в руки орудие и сделал потребное ему, а после того как свершил, сказал, почти не прибавляя слов к делу. Срубили церкву! Вдвоём! Без помощи? Братья кивнули головами.

Феогност принялся расспрашивать, какого рода и семьи тот и другой. Оказалось, и роду не простого, из великих, правда, обедневших ростовских бояр, позже переселившихся в Радонеж, почему Стефан научился грамоте и книжному разумению в Григорьевском затворе Ростова Великого.

Удивление Феогноста и расположение к братьям росло. Он, рядом вопросов, заданных как бы между делом и вскользь, проверил литургическую грамотность Стефана, убедившись, что он основательнее подготовлен, чем иные иереи, сущие на церковной службе, и тем паче - чем многие мнихи монастырей, даже столичных. Удивление и уважение к гостю укрепилось, когда Стефан произнёс несколько фраз по-гречески.