Проводив гостей, валили лес. Берёзы пожелтели. В небе тянулись, уходя на юг, птичьи станицы. Изредка доносилось курлыканье лебедей. Пролетали стаи гусей. Цепочками спешили кряквы, уходя с порыжелых болот. Братья сидели на бревне, передыхая.
- Видал ты Москву? - спросил Стефан, и в голосе была жажда.
Варфоломей пожал плечами:
- Ты запамятовал, я же был на Москве! Когда городовое дело сполняли. Воротнюю башню рубил... И князя видел! Семёна Иваныча! Вот так от меня, как отселе вон до того пня, стоял, баял с боярами. Молодой, зраком приятен...
- Обитель Богоявления, - протянул Стефан, глядя вдаль. - Алексий, наместник владыки, останавливается там, когда наезжает в Москву! Помнишь, Феогност звал нас с тобой, меня и тебя, к Богоявлению?
Варфоломей опустил голову и сказал:
- Не уже ли мы для того затевали всё это, рубили клети, ставили церкву, приносили антиминс, освящали престол, чтобы сейчас всё бросить и бежать, убоясь трудов пустынножительских? Церковь освящённую бросить! Нет, я никуда не уйду отселе, кто бы и куда бы ни созывал...
Стефан, закусив губу, промолчал.
Варфоломей в эти дни старался угодить брату, сочинял стряпню повкуснее, перехватывал работу. Стефан, видя это, мрачнел всё больше.
Объяснение произошло через неделю.
- Не могу я тут! - сказал Стефан. - И зря ты бьёшься с кухней, всё это суета сует. Тяготы меня не страшат. Мне и в Хотькове не с кем было говорить, а тут - с медведями разве?
"А со мной?" - подумал Варфоломей. В общем-то, он понимал, о чём говорил Стефан. Его, Варфоломея, Стефан мог только учить, беседовать на равных, и учиться ему тут было не с кем и не у кого. И читать нечего. Кроме двух-трёх богослужебных книг, почти наизусть вызубренных, у них ничего с собой не было. А там, на Москве, Стефану становились доступны те книжные сокровища, что собирал и продолжает собирать наместник Алексий, и те греческие книги, что имелись в библиотеке Феогноста. И с горечью пришлось ему понять, что с ним Стефану скучно.
Прощание братьев было немногословным. Стефан злился и прятал глаза со стыда. Варфоломей сказал:
- И ещё - спасибо тебе, брат, и за помощь, и за научение, за всё... - Он приодержался, примолк и сказал дрогнувшим голосом. - А ещё... Поцелуй меня, Стёпа! Там, гляди, воспомянешь когда - помоли обо мне
Когда Стефан уходил, он стоял на крыльце и смотрел ему вслед. Вот фигура в сероваленом зипуне сверх подрясника умалилась, пропадая за кустами. Вот ещё уменьшилась, и вот исчезла.
Варфоломей поднял голову, посмотрел ввысь. "С
Глава 9
Вымокший и усталый, вдоволь намесив ногами и посохом ледяную грязь, Стефан вошёл в ворота монастыря, когда из них выезжал возок митрополита. Кони замешкались, Феогност выглянул в оконце и заметил высокую фигуру монаха, заляпанного глиной, вжавшегося в брёвна воротней башни, пропуская коней и поезд духовного владыки Руси. Феогност уже захлопывал затянутое бычьим пузырём оконце возка, когда лицо монаха пробудило в нём воспоминание. Он велел остановить возок и подозвать странника. Монах подошёл на зов и опустился на колени в мокрядь, принимая благословение, воскресив в памяти Феогноста беседу с братьями в Переяславле. Феогност поначалу не мог вспомнить имени инока. В голове вставало то Феофан, то Федос. Он, дабы не возвращаться с пути, велел служке проводить путника в монастырскую избу, повелев принять брата, как надлежит по уставу.
Инок, как он узнал на другой день, с дороги не лёг почивать, но, вкусив лишь хлеба с водой, пошёл в храм, выстоял службу и, даже воротясь к ночлегу, не лёг, но почти всю ночь простоял на умной молитве. Походя, Феогност узнал (тут же и вспомнив) имя инока - Стефан. О младшем брате Стефана, Варфоломее, он спросил потом у Стефана, с удивлением узнав, что тот исполнил-таки задуманное и остался один в лесу, в новоотстроенном ските под Радонежем, в десяти ли, пятнадцати поприщах от Хотькова.
Упорство младшего, как и благочестие старшего, понравились ему. Потому Феогност распорядился принять Стефана в монастырь без вклада, зачислив его в ряды братии. Помещался он сначала со старцем Мисаилом, почему и завязалось знакомство, не прервавшееся и спустя время, когда Стефан уже начал жить в келье Алексия. Мисаил отличался от многих сановных иноков. Он служил в княжой дружине и в монастырь ушёл по старости и увечью. Впрочем, и увечной рукой Мисаил работал не плохо. Теперь в великокняжеской дружине, не то в дружине тысяцкого служил его сын. Старец Мисаил был прост и добр. Учёности Стефана не завидовал, а даже гордился ей и тем, что такой многомудрый муж не чурается его, простеца.