Стефан уже почувствовал, как у него взмок лоб под скуфьёй, рука взлетела отереть лицо и замерла на взъёме - нельзя! Он поспешал за Каликой. Новгородский владыка почти бежал по дорожке, осматривая толпу встречающих, и крестил, благословлял, на ходу протягивая руку с крестом. И Стефан шёл за Василием Каликой, уже начиная привыкать к облику гостя и овладевая собой. И не то, что завидовал, нет! А видел, зрел, готовил себя для пастырского началования стойно новгородскому архиепископу, прибывшему ныне, дабы подтвердить союз Великого Новгорода и Москвы. И не важно, что не все в Великом Новгороде жаждут этого союза, не важно, что в монастыре на Сковородке сидит, злобствуя, прежний Новгородский владыка Моисей и ждёт своего часа, намереваясь отпасть Москвы, а на карельских пригородах Новгородской республики правят наследники литовского князя Нариманта, - ныне, днесь, можно позабыть об этом, и звоном колоколов, голосами хора и криками горожан приветствовать духовного главу северной Руси, которая могла бы, повернись по-иному судьба, и отпасть от Московской Руси. И, понимая это, кожей, чувствуя величие мгновения, Стефан спешил вослед Василию Калике.
Ему вводить владыку в приготовленные для того палаты, заботить себя едой и устройством гостей, следить, чтобы всюду был соблюдён чин торжественной встречи и не совершилось безлепия или непотребства, ему не спать и почти не есть в эти дни, но он - счастлив и горд. Наконец-то, и он, мечтавший об этом, ещё в Ростове Великом, прикоснулся к подножию духовной власти!
Праздник Богоявления в этом году отмечали на Москве особенно пышно. Литургию Василия Великого правил в Успенском храме Кремника при гигантском стечении народа новгородский архиепископ Василий Калика в подаренных ему цареградским патриархом и переданных Феогностом крещатых ризах и омофории.
Стефан, уже извещённый о том, что после празднеств состоится его избрание в сан игумена, был в сослужении с Каликой и выходил с ним к народу.
Звучал хор мужских голосов, прерываемый возгласами баса дьякона. Калика, не оставшись в долгу перед митрополитом, привёз на Москву и передал Феогносту дьякона Кирилла, про которого летописец писал впоследствии: "Его же глас и чистота язычная всех превзыде".
Стефан, трое суток уже почти не спавший, был как во сне или бреду. Он не ходил, а плавал, совершая всё должное по чину. Волны звуков накатывали и проходили через него. Вздохи толпы московичей и согласное вздымание рук в двуперстном крестном знамении сотрясали его до дна души. И то, как служил Калика, тоже поражало и умиляло Стефана. Временами он не чувствовал тела...
После литургии духовные и часть мирян остались в притворе - вкусить обрядовую трапезу. Ломоть хлеба, горсть орехов, мочёное яблоко и чаша с мёдом или красным вином были поставлены перед каждым на столах вдоль лавок, обогнувших стены притвора. Иные монахи, испив и поев, расходились по кельям для безмолвной молитвы. Стефану почти не довелось присесть. Он был даже доволен этим. Праздничное, волшебное состояние в нём не кончалось. Он едва слышал молвь трапезующих, хвалы голосу новгородского дьякона Кирилла и толки о том, кто где стоял из великих бояр во время богослужения. Испив глоток вина и откусив хлеба, он пошёл наряжать всё потребное к водосвятию.
Во льду Москвы-реки под Кремником с вечера Сочельника уже была вырублена иордань в виде креста, края которого москвитянки окрасили соком клюквы.
Водосвятие должно было состояться сразу по заамвонной молитве, ещё на свету. И скоро уже процессия с пением стихир и тропаря "Во Иордании крещающуся" двинулась вниз, вдоль стены Кремника, к реке, остолплённой тысячами народа. И ясно звучали в морозном воздухе голоса. Толпа, невзирая на мороз, сняв шапки, повалилась на колени, и митрополит Феогност с Каликой попеременно троекратно погрузили кресты в воду, и Стефан пропел тропарь: "Днесь вод освящается естество", и читал: "Жаждущие! Идите все к водам... Ищите
Сейчас клир пойдёт по домам, освящая святой водой хоромы и скот, а тут начнут, скидывая шубы, прыгать в воду, невзирая на мороз, и в сумерках ночи толпа гомоном и криками начнёт приветствовать храбрецов, а звёзды смотреть на потеху православных, содеявших обрядовое купание в иордани, во льду и снегах севера. А Стефан встанет на молитву, припомнив Варфоломея, встречающего праздник Крещения в лесу.
Глава 11