Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)

— Я знаю, что боишься, — уголок его губ дрогнул, так и не оформившись в эмоцию. Протянув руку, он медленно накрутил на палец прядь ее волос. Странное, удивительное чувство. Пугающий нежностью жест. Несколько секунд прошли в молчании, а потом он продолжил, и, знает Мерлин, Гермиона многое бы отдала за то, чтобы он никогда не произносил того, что она услышала. Голос его зазвучал вдруг иначе — серьезнее, проникновеннее; именно так, должно быть, он убеждал нужных ему людей перейти на его сторону в прошлом, когда внушение бесконтрольного страха еще не стало его главным оружием.

— Пришло время нам с тобой обсудить кое-что важное, девочка. Сейчас ты выслушаешь меня очень внимательно. — Гермиона вдруг занервничала и поежилась, возникло ощущение, будто температура в комнате понизилась сразу на несколько градусов. — Я и сам, признаться, не ожидал от тебя подобного рвения и успехов, но ты невероятно быстро учишься. И это позволяет мне думать, что мы приступим — ты приступишь — к исполнению моего плана гораздо раньше, чем я рассчитывал.

— Плана? — переспросила почти беззвучно.

— Тебе, как никому, известно, что я ближе всех оказался на пути к бессмертию. Ты стала, с позволения сказать, целой вехой на этом пути, — Волдеморт усмехнулся. — Но это подводит нас к проблеме — довольно серьезной, надо сказать. Ты знаешь, — он говорил тихо, так тихо и вкрадчиво, что Гермиона на какое-то мгновение даже поверила его интонации, — я все еще считаю, что лучшим, идеальным решением было бы избавиться от тебя, ибо все остальные — лишь способ плодить слабости. Но все же есть один выход. Тебе ведь совсем не обязательно умирать, напротив…

И тут — вспышка осознания, дикая догадка. О, нет. Нет-нет-нет, нет. Мираж рассеялся, осознание ужаса, масштаба его чудовищного замысла моментально отрезвило ее; она хотела было отпрянуть, отскочить от него, как от чего-то крайне опасного и как минимум ядовитого, но он не дал ей, твердо опустив руку на ее плечо, вновь оплетая восставший разум паутиной искусственного успокоения. На этот раз почему-то получилось из рук вон плохо: дыхание ее сбилось, сердцебиение оглушало. Гермиона смотрела на него во все глаза и уже знала, о чем он скажет. Это же было на поверхности. Почему она не подумала о том, что это придет ему в голову?

— Ты создашь крестраж, — приговор. — Это не так уж сложно для того, кто одарен магическим талантом, а ты как раз… — Гермиона мечтала всего этого не слышать, впала в какой-то транс, холодея от леденящих душу слов: они долетали до сознания гулко, будто из глубокого колодца, и она всей душой желала заставить его замолчать. Но он все говорил, говорил, говорил ужасные, чудовищные вещи, и его голос ввинчивался в мозг, каждым звуком напоминая о том, что она сидит в ногах настоящего монстра. — …Позволю тебе самой выбрать жертву. Но, думаю, лучше всего, символичнее всего, если это будет Драко Малфой, который, как тебе, должно быть, известно, жив и где-то скрывается. Что ж, прятаться ему осталось недолго, Антонин скоро найдет его, он уже вышел на его след.

— Я ни за что этого не сделаю, — выдохнула она наконец, понимая, однако, что спорить совершенно бесполезно.

— Сделаешь.

— Но я не хочу.

— Конечно, не хочешь. Все дело в том, Гермиона, что я не спрашивал твоего мнения по этому поводу. Ты просто сделаешь это. И тогда, — быстрый, неожиданный жест: он поймал ее лицо в ладони и усмехнулся. — Тогда ты вечно будешь со мной. На веки вечные. Ответь себе честно, разве это не то, чего бы тебе хотелось?

«Не то, чего бы тебе хотелось…» Самое темное, что только существует в магии, самое противоестественное и ужасное, что только может сотворить человек. То, что лорд Волдеморт, когда еще мог называться человеком, сотворил так много раз. Вот что он задумал. Вот откуда столько внимания ее способностям и умениям. На веки вечные. Даже это — романтичное, прекрасное «на веки вечные» в его устах приобретало ужасный, жуткий смысл.

— Нет, — Гермиона покачала головой. — Я не сделаю этого. Вы меня не заставите.

— Я мог бы слушать это бесконечно, Грейнджер, — протянул маг. — Можешь начинать умолять, правда, это не поможет.

«Ответь себе честно, разве это не то…» А чего ей хотелось? Вспомнить, Мерлин, было так тяжело! Когда Гермиона Грейнджер только оказалась здесь, когда держала Драко за руку, когда отвергнуть его жуткое присутствие казалось таким легким и естественным, когда она думала только о свободе и мести, она жила одной мыслью: найти способ уничтожить все оставшиеся осколки, даже если это предполагало, что нужно будет пожертвовать собой. А что сейчас? Что с ней вообще творится сейчас?! Когда успело зайти так далеко? Даже волшебная палочка из магазина темномагических артефактов «чувствует» это в ней! Насколько прочно ассимилировала она эту тьму, разворачивающую в душе свои чешуйчатые кольца, что пришла к нему сама, на этот раз — совершенно искренне и добровольно…?

Дыши. Думай. Соберись.