Священная роща

Обняв напоследок мужа, а также сыновей и дочерей, и даже ненавистного пасынка Гератиона, сделав последнюю выволочку девчонке рабыне «Кто за тебя чечевицу перебирать будет? Эвклид?», Солла, закутанная с головы до пят в черную одежду, поплелась вверх по склону, целомудренно прикрывая лицо краем домотканого платка. Лишь тонкая лодыжка, украшенная браслетом-змейкой, выглядывала из-под полы хламиды: четыре витка толстой золотой проволоки, красные рубиновые глазки — украшение как бы во весь голос кричало: «У моей хозяйки есть деньги»!

Как только дорога по-змеиному изогнулась и снова поползла вниз, петляя между амбаров, складов и заброшенных виноделен, медлительность женщины куда-то испарилась, а в глазах появился загадочный блеск. За старым пифосом находился тайник, где хранилась холщевая сумка с туникой, сандалиями, амфорой с розовым маслом, коробочками с румянами, белилами и сурьмой, отполированным до блеска медным зеркальцем, кошелем с монетами и бронзовым ларчиком с драгоценностями. Сбросив домашнюю одежду, женщина надела на себя элегантную тунику с глубоким вырезом спереди, сзади и по бокам, модные афинские сандалии из позолоченной кожи, а шею украсила прекрасным зеленым ожерельем под цвет глаз. Подарок самого-самого первого поклонника Дормидонта, мир его праху. Поглядевшись в зеркало, женщина сказала своему отражению «Держись, Солла! Какие наши годы!» Потом глянула на небо. Ни облачка! Над головой лазурные небеса, цвета прекрасных глаз бога виноделия. По ним плывет белая виноградинка дневной Луны, суля удачу всем путешественникам.

«Зевс не выдаст, минотавр не съест», напутствовала сама себя женщина и, преображенная, отправилась в храм Диониса. Теперь ее походка была подобна движению Арго — корабля искателей приключений на далеких берегах, а выразительный взгляд заставил бы заикаться и краснеть, как безусого юнца, так и зрелого мужа.

Пусть тетя Солла спокойно себе идёт, а мы побежим вперёд, и посмотрим, что происходит на кухне в храме…

Глава 7 Пьющая жрица — горе в храме

Пусть тетя Солла спокойно себе идёт, а мы побежим вперёд, и посмотрим, что происходит на кухне в храме. А там Исимея как раз разливала резко по кубкам пахнущий напиток.

— Никогда не пила неразбавленное вино, — осторожно заметила Анастасия. — Так не делают ни в Аттике, ни в Таврии, ни в Египте.

Жрица осушила кубок до дна и, слегка поморщившись, закусила вареной рыбой.

— Попробуй! Пей залпом.

Не вполне доверяя Исимее, Анастасия приложила чашу к губам и сделала осторожный глоток. Обжигающая, сладко-кислая, противная и, одновременно, восхитительная жидкость попала в горло девушки, заставив закашляться.

— Это что?! — едва смогла выговорить гостья с Лесбоса.

— Брага из диких слив. Ситулу с ней поставила на лед. Один варвар-паломник из северных земель научил.

— Что ж им дома то не сидится… — никак не могла отдышаться Анастасия. — А лед где взяла?

— Это тайна, но ты моя подруга, поэтому я тебе скажу… — слегка заплетающимся голосом, сказала Исимея. — Там, внизу под храмом… Эй, а ты куда смотришь? На мои соски?

— Да, — подтвердила Анастасия, залпом осушая кубок. — А что? У нас на Лесбосе говорят, соски — это такое же украшение женщины, как колечки и сережки. Про что мы только что говорили?

— Про соски.

— Нет, до сосков.

— Не помню.

— Соски… соски… Нет, мы говорили про лёд!

Как сладко девушка вздыхает,
И тает, точно тает лёд.

Мечтательно произнесла Анастасия и заметила.

— Вот ты думаешь, что как лесбиянка, так сразу ко всем женщинам в вырез туники заглядывать будет! А вот и нет! Хотя твою грудь я бы описала так. Удачный слог, хорошо подобраны две метафоры, лаконично и мощно, одновременно, две острые цитатки торчат в разные стороны.

— А ты думаешь, что только лесбиянки стихи хорошие про женщин пишут! А вот и нет!

— Вася, что ли про вас хорошее напишет?

Исимея с некоторым трудом поднялась на ноги и слегка пошатываясь, вышла на середину кухни:

— Сами напишем без Васи и без лесбиянок. Вот хорошие стихи, послушай!