Священная роща

Гера говорила как-то дочери:
— Доня, ты запомни навсегда!
После свадьбы дни веселья кончились,
Для мужчин важнейшее — еда!

Он пришёл с охоты да с добычей?
Сразу накормить и уложить,
Ну, а коль родимому приспичило,
Можешь, так и быть, и ублажить!

Ты поверь, коль мужику зачешется,
В четырёх стенах не удержать!
Так что потерпи, не злись, не вешайся,
Погуляет и придёт опять.

Муж, как кот, придёт туда, где кормится,
Где его обнимут, приютят…
Муж — не молоко, он не испортится…
Может только нагулять… котят!

Мой вон — Зевс, гуляет! И по-чёрному!
Что ж я говорю, он твой отец!
Темпераменту противлюсь вздорному,
Но хочу сказать ему: «Подлец»!

Знаю я про все его романчики,
Но забуду… Как не забывать?!
Знай же, доня, мужики — обманщики,
Так что можешь тоже «погулять».

— Здорово! — искренне восхитилась Анастасия. — Твое?

Но Исимея не смогла ей ответить. Коварный напиток северных варваров сморил бедную жрицу, толком ничего невкушавшую почти четыре дня, а чтение стихов отобрало последние силы. Девушка упала, где стояла — слава богам, на мягкую, хоть и истрепанную временем кабанью шкуру. Скрутилась калачиком и заснула.

— «Гера говорила дочери» — это мои стихи, — послышался голос от дверей, и в кухню зашла Солла, жена торговца краской из Тиринфа, собственной персоной.

Она уже не выглядела столь бодрой и веселой, как когда уходила из города разодетая, словно коринфская гетера. Впервые за все годы посещения храма, Солла не встретила по пути сюда не единой живой души. И кого же она увидела, придя к в священную рощу? Жалкого нищего, пьяненькую жрицу Исимею и девчонку с подбитым глазом в мужской одежде, в которой только слепой бы не опознал уроженку Лесбоса. Да и годы не были добры к тиринфийской обители Диониса. Высокие колонны ещё больше покрылись старческой сеточкой, чем Солла помнила по прошлым летам. Прекрасный мраморный барельеф с надписью «На тоненькой верёвочке висят с вином бочоночки» совсем зачернился, и невозможно было разобрать ни единого слова.

— Пьяная жрица Диониса — это я еще могу понять. Хотя запашок у вас тут явно не вина, — заметила тетя Солла. — Но вот лесбиянка в священной роще… Тебя каким ветром сюда занесло, дитя порока? Ты кто?

— Меня зовут Анастасия, — представилась поэтесса.

— Ээ… Не уж-то та самая Анастасия с Лесбоса, которая подралась с Василием Тиринфийским? — спросила Солла, бывшая всегда в курсе местных сплетен.

— Вы тоже его знаете? — от расстройства девушка даже икнула.

— С пеленок. — подтвердила Солла.

— А его стихи вам нравятся?

С минуту подумав, Солла ответила:

Брось глупить и будь со мной.
Я и слаще и сочней!
Чем валандаться с женой,
Стал бы девочкой моей!

— Вот единственные Васины стихи, которые мне известны и то потому, что он написал их на дверях нужника, когда от моего пасынка Гератиона сбежала жена.

— Сбежала жена? — встрепенулась сквозь сон Исимея. — Если у вас проблемы с женщинами, мы решим их быстро, недорого и анонимно. Всего десять мин серебром и вы владелец чудодейственного амулета, который многократно повысит вашу потенцию!

— Пьющая жрица — горе в храме, — с вздохом констатировала Солла.

— За золотую мину дам притирку с розмарином! Гарантированное увеличение длины без побочных эффектов.

— Да не приведи Зевс, куда уж длиннее! Чистый удав! — отмахнулась Солла. — Жена Гератиона из-за этого и сбежала, а наложница умоляет продать её в портовый бордель или бросить где-нибудь в лесу на утеху сатирам.

— За медную мину есть колечко для уменьшения достоинства!

— Да угомонись! С чего же ты так набралась?

Тётя Солла взяла в руки киаф — черпак для вина и воды, принюхалась.

— Ааа… дикие сливы забродили, понятно. Смотри, Исимея, вот Дионис узнает, что жрица бога вина наклюкалась сливовки!

— А где я ему возьму виноградное вино?! — всплакнула, не размыкая глаз, жрица. — Пусть спасибо скажет, что храм до сих пор работает. Да если бы ни я! — воскликнула Исимея, потрясая во сне кулачком.

— Цыц, девчонка! Мала ещё богов обсуждать! — прикрикнула на неё Солла, укрывая шерстяной накидкой. — А ты чего, сидишь и смотришь? — кивнула она Анастасии. — Наливай!

Глава 8 Спор