Священная земля

Соклей застыл, шевеля одними губами. Частично он негодовал, что его используют как живой абак. Другая его часть, гораздо большая, радовалась возможности пустить пыль в глаза. Он сообщил Менедему результат. Менедем предложил цену ликийцу, сообщив:

— Мы дадим тебе вот столько за все.

— За все? — Парень выпучил глаза.

— Да, мы увезём их на восток. Столько и не оболом больше. Да? Нет?

— Все. — произнес ликиец в изумлении. Он не привык делать дела в таком масштабе. Он пытался посчитать цены в уме, желая понять, стоит ли низкая цена за один окорок возможности получить большой кошель серебра сразу за все и больше не думать о том кому и когда их продавать. Вдруг он протянул руку.

— Все!

Менедем пожал её. Соклей произнес.

— Давайте вернёмся на корабль. Посмотрим, насколько мы заблудились.

Такого результата Соклей не ожидал: он дошёл от "Афродиты" до агоры, всегда чувствовал направление и полагал, что восстановит маршрут без особых сложностей. Но он не учел особенность улиц Патары, которые путали след даже с большим энтузиазмом, чем греческие города, построенные до того, как Гипподам популяризовал идею поквартальной планировки.

Наконец они наткнулись на резную каменную колонну, расписанную на ликийском языке, установленную перед гончарным магазином.

— Дай гончару обол, — сказал Менедем, — и он расскажет, как нам выбраться из этого лабиринта.

— Подожди, — ответил Соклей. Он нашел на колонне слово, которое смог понять. — Похоже её воздвиг здесь Митридат.

— Кто это такой? — спросил Менедем.

— Он был здесь сатрапом во времена, когда родился наш дедушка, — ответил Соклей. — Это один из первых людей, который начал чеканить монеты со своим портретом.

— В наше время так все делают, — ответил Менедем, — все македонские генералы, например.

— Не совсем все, — возразил Соклей, как всегда дотошный, — на монетах Антигона все ещё изображение головы Александра.

— Хорошо, — возмутился Менедем, — одноглазый старик чеканит чей-то портрет на своих деньгах, но это всё равно портрет.

— Интересно, как много портретов на монетах и статуй на самом деле похожи на Александра. — Соклей всегда оставался любопытным. — Он уже пятнадцать лет как умер. Это не портреты с него, это копии с копий с копий.

— Мог бы спросить у Птолемея в прошлом году на Косе. Да мог бы спросить у любого ветерана-македонца или эллина, ходившего с ними на восток.

— Ты прав, мог. Благодарю тебя, о наилучший. В следующий раз я так и сделаю, — Соклей просиял: — Как приятно натолкнуться на вопрос, у которого есть ответ.

— Да, но это будет один ответ или несколько?

— Что ты имеешь ввиду?

— Если ты спросишь одного ветерана, он ответит тебе. Но если ты спросишь у десятерых ветеранов, ответят ли они так же? Или кто-то из них скажет, что портрет на монетах похож на Александра, а кто-то, что нет.

— Не знаю, — Соклей подергал себя за бороду, — хотя интересно было бы проверить.

Пройдя гончарную лавку, они завернули за угол и наконец увидели впереди голубую воду.

— Вот она, проклятая богами гавань! — сказал Менедем. Раскинув руки, он закричал:

— Таласса! Таласса! — и разразился смехом.

Соклей тоже рассмеялся.

— Тебе не пришлось маршировать через всю Азию, чтобы найти море, в отличие от войска Ксенофонта.

— Нет, но я прошел через всю Патару, а местами и по два-три раза, и, по-моему, это даже дальше, — возразил Менедем. — И скажу тебе вот что: когда я вернусь с людьми забрать окорока и заплатить ликийцу, я буду рад снова оказаться в море не меньше того войска Ксенофонта. Ты хоть раз видел город, где труднее ориентироваться?

— Давно не видел, — сказал Соклей, — я верю, что остальные ликийские городки будут получше.

— Сложно, найти что-то хуже этого. — ответил Менедем.

* * *

— Суши весла! — скомандовал Диоклей, и гребцы "Афродиты" подняли их из воды. Келевст продолжил, — втяните их внутрь, парни, мы неплохо идём по ветру.

Гребцы втянули весла и уложили их. Как и сказал келевст, порывистый северный ветер наполнял паруса торговой галеры. "Афродита" устремилась на юг, прыгая по волнам ловко, как дельфин.

— Что может быть лучше такого плавания, — заметил Менедем. Вскоре он повернет акатос на восток, чтобы следовать вдоль береговой линии, но пока просто стоял у рулевых весел и не мешал кораблю нестись по волнам.

Даже Соклей согласно склонил голову. В этом году он быстрее обычного привык к качке, и она его совершенно не беспокоила.

— Сегодня пиратам будет непросто нас догнать, — заметил он.

— Не стоит на это рассчитывать, — возразил Менедем. — Они так же быстры, как мы, а когда гребут всеми вёслами, никто не может соперничать с ними.

Ветер всё усиливался и гудел в такелаже галеры. За спиной расходился белопенный след акатоса. Менедем обернулся через плечо, пытаясь понять, насколько быстро они идут.

— Шкипер, может, стоит… — начал Диоклей.

— Убрать часть парусов? — закончил Менедем, и келевст кивнул. Менедем повысил голос: — Парни, давайте подтянем его на пару квадратов. Не хочу, чтобы что-то порвалось.