Священная земля

— Да, и я. Возможно, он останавливался в Финикии по пути из Египта в Элладу. Но большинство изгнанников оказались в Иудее. Она недалеко от Египта, и в те времена никто здесь не жил, или так считается.

— Понятно. Но как обычаи иудеев стали такими странными?

— Я к этому и веду, о наилучший. В то время их вождём был человек выдающейся смелости и мудрости, некий Моисей. Он запретил им создавать любые изображения богов, поскольку не думал, что их бог похож на человека.

— Иудеи и сейчас придерживаются этого обычая, — сказал Соклей. — Я сам видел.

— Здесь трудно этого не заметить, — слегка надменно сказал Гекатей. — Поэтому жертвы, которые повелел приносить Моисей, отличаются от обычаев других народов. И их образ жизни тоже. После изгнания он установил для них довольно обособленный и враждебный к чужакам образ жизни.

— Не знаю, правда ли они враждебны к чужим или просто хотят, чтобы их оставили в покое, — заметил Соклей. — Они отнеслись ко мне совсем неплохо. Они просто не хотели, чтобы я рассказывал о жизни эллинов.

— Ну, если это не означает враждебность к чужакам, я уж и не знаю, что тогда, — возразил Гекатей.

Соклей наморщил лоб. Он видел изъян в логике собеседника, но решил оставить все как есть. Ведь Гекатей из Абдеры изучал иудеев гораздо тщательнее, чем он сам.

— Теперь, когда ты узнал так много, надеюсь, ты запишешь всё, чтобы другие эллины извлекли пользу из твоих изысканий, — сказал Соклей.

— Я намерен так и сделать, когда вернусь в Александрию. Хочу увековечить свое имя.

— Я понимаю, — вздохнул Соклей. "Ты тоже должен когда-нибудь что-то написать, — сказал он себе, — иначе кто же вспомнит тебя?" Он снова вздохнул, размышляя, найдется ли на это время.

Глава восьмая

— Радуйся, — сказала Эмастарт, когда Менедем утром вышел из своей спальни. — Как ты есть? — продолжила жена трактирщика на своем ломаном греческом, — спать хорошо?

— Да, спасибо, я спал неплохо, — зевнул Менедем и почесался. В комнате точно есть насекомые. Но он не видел смысла жаловаться, в какой гостинице их нет? Да, среди них порой встречаются чистые, но это — как повезет.

Эмастарт месила тесто. Она оторвалась от работы с хитрой улыбкой.

— Ты не одинокий, спать совсем один?

— Спасибо, у меня все хорошо.

Она уже заходила с этой стороны. Её попытки соблазнить забавляли бы, не будь они такими печальными и утомительными. "Это месть Соклея, — подумал Менедем. — Вот женщина, которую я не хочу, и никогда не захочу, и что же у нее на уме? Любовная интрижка, конечно".

И утонченными её приемы никак не назовешь.

— Чтобы спать лучше, ты взять себе женщину. Женщина делает тебя усталыми, нет?

— Я и так устаю к концу дня, уж поверь.

— Давным-давно, я знаменитый красавица. Мужчины по всей Сидон биться за меня.

Менедем чуть не спросил, было ли это во времена Александра или его отца, Филиппа Македонского. Александр умер пятнадцать лет назад, а Филипп — почти тридцать. Будь Менедем на несколько лет моложе и жёстче, он бы так и сделал. Но Эмастарт вряд ли его поняла бы, а если бы поняла, то обиделась. "От нее и так хватает проблем", — подумал родосец, и промолчал.

Когда он, как обычно, не клюнул на её наживку, она одарила его убийственным взглядом. Яростно шлепая тестом, Эмастарт спросила:

— Правда есть что говорить про эллины?

— Понятия не имею, — невинно ответил Менедем, хотя прекрасно знал, что будет дальше. — И что же про нас говорят?

Эмастарт снова зыркнула на него. Может, надеялась, что он поможет, но он не стал, и она не постеснялась сказать то, что думала:

— Говорят, эллины скорее спать с мальчик, чем с женщина.

— Да ладно? — воскликнул Менедем, будто впервые о таком услышал. — Ну, если бы мы все время так делали, вскоре не осталось бы ни одного эллина, так ведь? — он подождал, пока она поймет, а потом одарил самой сладкой из своих улыбок. — Хорошего дня, — пожелал он и вышел из гостиницы.

Позади Эмастарт что-то сказала на арамейском. Менедем не понял ни слова, но звучало язвительно. Интересно, Соклей бы понял? Он тряхнул головой. Может, лучше не понимать.

— Жалкая старая шлюха, — проворчал он. — И чего муж её не приструнит?

Спустя минуту, на ум пришла пара годных ответов. Возможно, Седек-ясон боится своей жены. Или же не хотел её, и ему было наплевать, что она вытворяет. "Да ну его к воронам", — думал Менедем, торопясь на "Афродиту". Он все дни предпочитал проводить не в комнате в городе, а на борту торговой галеры — может, не так комфортно, зато спокойнее.

— Радуйся, — приветствовал его Диоклей, едва Менедем подошел по причалу. Начальник гребцов оставался на борту "Афродиты". Время от времени он совершал вылазки в Сидон — за вином или в поисках дружелюбной женщины. В остальное время Диоклей довольствовался жизнью без крыши над головой и матраса для сна. Он, по правде сказать, не изменял привычке спать сидя на гребной скамье, облокотившись на корабельную обшивку, чтобы не свалиться. Менедем представил всё это, и жена трактирщика показалась уже не такой противной.

— Радуйся и ты. Как здесь дела?

— Терпимо, капитан, терпимо, — ответил Диоклей. — Ты сегодня раньше обычного.