В полемике, которую вызвало выросшее значение изображений, немалую роль играла и критика со стороны иудеев. Среди авторов антииудейских трактатов наибольшее внимание обоснованию назначения культовых изображений уделял Руперт Дойцский (1126 г.). Он выделял три типа изображений. Во-первых, это орнаментальный ансамбль церкви, направленный на восхваление Бога: ангельские мотивы, растительные орнаменты, скульптура, живопись, резьба по камню и дереву. Эти изображения не обязательно были фигуративными, но «вводили в церковь своего рода музыку – визуальное сопровождение ангельского хора»131, способствуя общему эмоционально психологическому подъему. От этого общего фона отличаются изображения, рассказывающие о деяниях Христа и святых. Их функция состоит в репрезентации, призванной закрепить и воспроизвести в памяти всю Священную Историю от пророков до святых. Это функция христианских изображений как «учебника для неграмотных», которая была закреплена Григорием Великим. Наконец, из всех изображений выделяется Распятие. Оно есть не только «искусство памяти», но и предмет культа и мистического созерцания. «В форме креста мы изображаем страдание Христово, которое следует почитать… Показывая смерть Христа на внешнем подобии креста, мы горим внутренним огнем любви к Нему. Мы постоянно преклоняемся перед Ним, и благочестиво размышляем о Нем, Который умер, чтобы искупить наши грехи»132. Распятие поддерживает в христианине чувство сосредоточенного покаяния и почитания святыни. Дух человека, созерцающего Распятие, соединяется с Христом «по благодати приемничества», совершающегося через уподобление Христу. Правда, для мирян Распятие выполняет скорее воспитательную функцию, и лишь для клириков – мистическую. «Мистичекое содержание изображения Распятия ведет к переходу, transitys, к тайным истинам, к почти сакраментальному восприятию, “усыновлению” верующего Христом, к его уподоблению Ему, как это испытал Руперт в собственных экстазах»133. Таким образом, представления о назначении образа претерпевают трансформацию по сравнению с каролингской эпохой. Изображения служат не только для украшения, просвещения и воспитания или же являются предметом почитания, сходного с почитанием реликвий. Теперь они воспринимаются как медиаторы между человеком и Богом. Это же понимание назначения образа отразилось в теоретических трудах по эстетике. Материальный образ, созданный художником, обладает отдаленным подобием с прототипом, неся в себе, как и все земное, отблеск божественного света. Поэтому посредством образа возможно восхождение от материального к божественному, его созерцание может стать «лестницей в небо». Живописные и скульптурные символы, в частности Распятие, становятся опорой религиозного опыта. Рост значения изображений поддерживался растущим влиянием Дионисия Ареопагита из центра его распространения – аббатства Сен-Дени. Св. Дионисий открывал для Запада «ступенчатое» виденье мира, уровни которого распространяются от сверхбытия вплоть до бесформенной материи. Изображения обладают ценностью, поскольку «они поднимают нас от чувственного к познаваемому, от священных символических образов к простым вершинам небесной иерархии»134. Это восхождение от материального мира к нематериальному Псевдо-Ареопагит описывает как «анагогический подход», то есть в дословном переводе «метод постепенного восхождения». Это то, что провозглашал и применял на практике аббат Суггерий из Сен-Дени. В одном из стихотворений он объясняет назначение дверей, сияющих позолоченными бронзовыми рельефами, представляющими Страсти и Воскресение Христово. Эти стихи выглядят как сжатое изложение всей теории «анагогического» озарения:
Усваивая слова св. Дионисия, Суггерий не только воздавал дань покровителю своего аббатства, но и обретал авторитетное подтверждение своих взглядов. Он обнаружил в словах Дионисия христианскую философию, которая позволяла ему приветствовать материальную красоту как источник духовного блаженства, а не вынуждала бы бежать от нее как от соблазна.