Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

В русском православии, начиная со второй половины XV в., наблюдались сходные тенденции в отношении изображений, характеризующиеся нарастанием декоративизма, повествовательности и аллегоризма, рассчитанные на эмоциональное и интеллектуальное воздействие. Именно поэтому Церковь на Стоглавом соборе 1551 г., пытаясь противостоять нововведениям, настаивала на необходимости контроля за иконописанием. «Епископы и архиепископы призваны лично следить за живописцами, коим они доверили слежение за другими живописцами и проверять их со всей строгостью… Каждый настоятель в своем монастыре должен неусыпно и неустанно следить за тем, чтобы иконописцы воспроизводили древние образцы и воздерживались ото всяких домыслов, и не изображали Господа по своему усмотрению»¹¹⁵. Это постановление было закреплено многочисленными иконописными подлинниками, которые содержали в себе предупреждения иконописцам: «Кто станет писать иконы не по преданию, но от своего измышления, повинен будет вечной муке»¹¹⁶. Но эти меры не смогли исправить положение дела, поскольку требование Церкви «следовать образцам» было обусловлено скорее консерватизмом, чем пониманием подлинного значения православного культового образа, которое к тому времени было фактически утрачено, о чем свидетельствует аргументация самого митрополита Макария, руководившего Собором¹¹⁷. В XVII в. продолжается и достигает своей кульминации процесс внедрения элементов чуждых классическому православному пониманию образа. XVIII в. приходит к полному забвению и непониманию значения иконы. Лишь на рубеже XIX–XX вв. наступает переоценка ценностей, связанная с общим возрождением Православной Церкви, возвращающейся к своим истокам. Появляется тяготение к подлинно православным традиционным архитектуре и иконописи, а вместе с ним возрождается и богословие иконы, восстанавливающее ее значимость в качестве священного изображения.

Культовое изображение в католицизме

На Западе культ образов, в первую очередь, не икон, а распятий, статуй Девы Марии и святых, получает особенное распространение начиная с IX в.¹¹⁸ Распространение культовых изображений совпадает с распространением культа реликвий на Западе. Сдержанность по отношению к почитаемому образу, которую провозгласили «Каролинговы книги», исчезла, как только произошло соединение образа и реликвии. В этом соединении реликвия была на переднем плане, ей приписывалась несравненно большая ценность, чем образу, которому она придавала все его достоинства. С одной стороны, реликвия явилась катализатором почитания образа, с другой стороны, образ был катализатором воздействия реликвии, почитание которой было главной целью. Образ не был предметом созерцания, эстетическая сторона или историческая правильность изображения не играли большого значения. Он лишь представлял реликвию и привлекал фантазию верующих. Новые скульптурные типы, которые сформировались в течение IX в., были сходны с сосудами реликвий своим крепким, объемным обликом и похожи на них своими окладами из листового золота с драгоценными камнями¹¹⁹ (рис. 19). Пластическое произведение искусства возвращало телесной реликвии человеческую внешность, которую она утратила, и создавало уверенность в реальном присутствии святого.

В соединении реликвии и образа, правда, возникала трудность в отношении изображений Христа и Богоматери, от которых не осталось телесных реликвий. Предполагается, что пластические изображения впервые появились именно в форме Распятия (рис. 20) и тронной статуи Мадонны (рис. 21). Образ распятого Христа продолжал по-своему более древний культ креста, который, как таковой, был реликвией. В данном случае сам крест служил источником святости для изображения, но со временем и в фигуре распятого Христа, и в тронной статуе Мадонны стали хранить их второстепенные реликвии, дополненные главными реликвиями других святых¹²⁰.

В X–XI вв. официальное церковное понимание назначения и сущности изобразительного искусства находилось еще в русле григорианской традиции и каролинговых книг. Вместе с тем объединение изображения и реликвии привело к распространению почитания культовых образов, которые воссоздавали физический облик святых, реликвии же, находящиеся внутри фигур, обладали святостью и способностью творить чудеса. В сознании мирян, вероятно, значения образа и реликвии сливались, главным было впечатление телесного присутствия святого, творящего чудеса, сама статуя при этом казалась носительницей божественной энергии. Официальная же Церковь, признавая священные изображения, утверждала, что их святость определяется не изображением как таковым. Не идентичность образа персонажу делала его источником благодати, почитание таких образов оправдывалось наличием в них реликвий, святость которых не вызывала сомнения. Таким образом, не всякое изображение, даже максимально достоверно воспроизводящее прототип, могло иметь культовое значение, а только то, которое было связано с реликвией.