Там, где протестантизм не отказался от изобразительного искусства полностью, он ставил перед художниками новые задачи. Главными целями искусства, оправдывающими его существование в глазах реформаторов, были пропаганда вероучения, прояснение положений Священного Писания и моральное наставление. Видом изобразительного искусства, наиболее подходящим для пропаганды, являлась графика, которая как жанр получила развитие именно на почве протестантизма (рис. 26). Важное место в процессе распространения новых идей принадлежало потоку «летучих листков» или «памфлетов». Это были печатные листовки или небольшие по объему книжки типа брошюры, порой всего в несколько страниц. Как правило, они украшались гравюрами, выполненными в технике ксилографии, которые дополняли текст зрительными образами, обретшими в ходе религиозной борьбы значение общепонятных символов: образ гидры, вавилонской блудницы и тому подобное. Сочетание текста с гравюрой обогащало публицистические возможности изданий. Надо отметить, что спецификой «летучих листков» стало широкое обращение их авторов не к интеллектуальной элите, что было нормой прошлого, а к рядовому читателю, «простому человеку». Гравюра, помимо своего декоративного назначения, наглядно знакомила публику с образами главных персонажей, помогала грамотному объяснить неграмотным суть дела. Таким образом расширялись возможности воздействия «летучих листков» за пределами круга непосредственных читателей165. Многие исследователи отмечают также соответствие графики с самой сущностью нового вероучения. Так П.А. Флоренский видит сродство гравюры с внутренней сутью протестантизма в том, что она «опирается на рассудочность, – конструируя образ предмета из элементов, не имеющих с элементами природы ничего общего»166. Графическое произведение строится только на основании «законов логики», без всякого психологизма и без всякой чувственности, что, по мнению Флоренского, соответствует общей установке протестантизма. С точки зрения Б. Р. Виппера, сущность графики заключается в том, что в результате использования определенных средств (преобладание линий; контраст черного и белого) изображение обретает «характер письмен, иносказательного знака»167. Графические изображения представляют собой не конкретный реальный образ вещи (в отличие от иконы, в которой воссоздается реальный образ духовного мира; и в отличие от масляной живописи, в которой передается реальный образ чувственного мира), а только ее уподобление, иносказание, что оставляет для зрителя возможность собственного толкования и восприятия, причем предполагается наличие множественности интерпретаций. Таким образом, имеет место то же, что и в протестантском отношении к Священному Писанию – необходимость личного понимания. Кроме того, необходимость расшифровки «письмен и иносказательных знаков» сближает протестантскую графику с символическим искусством ранних христиан, к идеологии которых и пытался вернуться протестантизм.
В понимании реформаторов искусство живописи, также как и графика, должно было обладать, прежде всего, дидактической функцией. Для этой цели Лютер и его приближенные даже пытались выработать протестантскую «иконографию». В основном это были абстрактные аллегории, благодаря которым картина должна была читаться как книга, а в помощь зрителям предлагался объяснительный текст в виде подробных изречений из Священного Писания. В качестве примера можно привести двучастную композицию, подчеркивавшую смысловую антитезу, и получившую распространение под названиями «Ветхий и Новый Завет» или «Закон и благодать» (рис. 27 и 28). На картине Лукаса Кранаха Старшего, воспроизводившейся им неоднократно в разной технике, слева изображен согрешивший Адам, обреченный на смерть и ад. Справа он же, наставляемый Иоанном Крестителем, обращенный к Иисусу на кресте, уже искупившему грех и победившему смерть. Здесь находит полное выражение теология Лютера, утверждавшего возможность спасения «посредством веры»: из-за грехопадения человек становится игрушкой в руках смерти и дьявола, но Иоанн Креститель приобщает человека к вере; фонтан крови брызжет из раны распятого Христа на голову человека, смывая с него первородный грех168. Иоанн Креститель толковался Лютером как «посредник между Моисеем и Христом». Иоанн в своей проповеди «доводил Дух до Писания, а закон и Евангелие свел друг с другом». Так, что «в законе содержится смерть, а в Христе – жизнь». «Закон толкает в ад и убивает, Христос возносит в небо и творит жизнь»169.