Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

История отношения к изображениям в протестантизме началась с активного иконоборчества – не только теоретического, но и практического. Такая позиция протестантов являлась прежде всего следствием отрицания самого института Церкви, выполнявшего посредническую роль в общении с Богом и спасении человека. Католическая церковь изначально утверждала себя как организация, вне которой невозможно спасение, поскольку Дух Святой сообщает благодать в таинствах, совершать которые могут только члены богоустановленной иерархии епископов. С точки зрения протестантов, Бог открывается людям через Священное Писание и дарует свою благодать непосредственно. «Никакие средства благодати не нужны в качестве транспортных средств для Духа Божьего»¹⁵³. В соответствии с основным положением, выдвинутым реформаторами, оправдание возможно лишь благодаря личной вере в Христа, искупившего своей смертью грехи всех верующих в него. Как писал Лютер, «истинная вера во Христа – это несравненное богатство, которое приносит с собой полное спасение и избавляет от всяческого зла»¹⁵⁴. В связи с этим сторонники Реформации настаивали на необходимости восстановить идею чисто духовной религии, в которой первостепенное значение имел бы личный контакт человека с Богом. Сама Церковь и все средства привлечения благодати, которыми она владела, представлялись не только ненужными, но и вредными, поскольку порождали приверженность внешним формам религии и утрату подлинно духовной веры и религиозности. Среди таких средств были и культовые изображения. Неприемлемыми, с точки зрения протестантов, казались не только священные изображения – те, от которых ждали сверхъестественных проявлений и поклонялись им как носителям божественной благодати, но и изображения священных персонажей, которые были предназначены для напоминания и возбуждения религиозного чувства – большинство алтарных образов. Наиболее же радикально настроенные реформаторы отрицали возможность присутствия в церквях даже изображений декоративного и дидактического характера.

Одним из самых непримиримых иконоборцев являлся Томас Мюнцер, глава крайнего радикального крыла Реформации, так называемых перекрещенцев. Он не только был убежден в том, что изображения Христа олицетворяют собой безбожие, но и напрямую призывал к их истреблению. Одним из первых результатов деятельности Мюнцера было разрушение верующими в ответ на его проповедь часовни Св. Марии в Меллербахе, а чуть позже под его предводительством были уничтожены буквально все изображения в Мюльхаузене.

Высказывания вождей швейцарской Реформации об искусстве также носили резко негативный характер, хотя и не содержали явного призыва к иконоборчеству. Кальвин в своих «Наставлениях» заявлял, что «непозволительно изображать Бога в какой-либо зримой форме». Но далее писал: «Я не настолько придирчив, чтобы считать непозволительными и нетерпимыми всякие изображения вообще». Признавая, что искусство – это дар Божий, он требовал его «осмотрительного и законного применения»¹⁵⁵. И хотя Кальвин не предлагал уничтожать изображения, на практике его категоричные высказывания подстегнули последователей к разрушительным действиям. Явным сторонником иконоборчества не был и Цвингли. Но он также резко критиковал художников за изображение христианских сюжетов, и под его влиянием магистрат Цюриха удалил из церквей и истребил картины на религиозные темы и статуи святых.

Идеи иконоборчества, акты уничтожения икон и распятий, находили распространение и среди сторонников Лютера. Во главе их стоял Андреас Карлштадт, который был причиной ряда иконоборческих акций в Германии, побуждая своими проповедями к уничтожению «идолов». Сам же Лютер выступил против иконоборчества и сделал это, вероятно, не только из-за боязни радикализации Реформации. Когда в 1521 г. толпа под предводительством А. Карлштадта разрушила витражи и алтари церквей в Виттенберге, Лютер высказал протест против этого акта вандализма в отношении произведений искусства. «Где они от сердца, они не причиняют вреда глазам» – писал он в памфлете 1525 г. «Против небесных пророков об образах и таинствах»¹⁵⁶. Правда уже 1529 г. он полностью отвергает изображения, служащие для поклонения или употребляющиеся при богослужении, однако признает воспитательную ценность произведений на темы Священного Писания. «Поэтому такие воздвигнутые картины или употребляемые для того, чтобы им поклоняться или совершать богослужения, те убирай прочь… Но другие картины, которые проникновенно созерцают ради прошедшей истории и деяний, как в зеркале, то это картины – зеркала, их мы не отвергаем, потому что это не картины – суеверия»¹⁵⁷.