Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

В иконографии и ритуале церковной службы это двойное виденье принимает наглядную форму. С центрального купола над всей системой доминирует образ Пантократора (Вседержителя), объединяя в единое целое обе схемы – космическую и историческую, (рис. 31). Движение в рамках «космической» схемы вертикальное, поднимающееся от присутствующей молящейся общины, собравшейся в центральном нефе, вверх через сонмы святых, пророков, патриархов и апостолов к Господу на небесах, окруженному ангельскими хорами. Выше и позади алтаря, на стене центральной апсиды алтаря, изображено причастие апостолов⁶⁶. В XI–XII вв. в византийской храмовой декорации утверждается система росписи с символическим центром в сцене «Причащение апостолов» над алтарем, которая сохранилась как основа иконографической программы православной церкви⁶⁷. Это не историческая тайная вечеря, а Христос, небесный первосвященник, окруженный ангелами, дарующий причастие двенадцати ученикам. Среди участников изображенного события можно видеть также св. Василия и св. Иоанна Златоуста, авторов литургических текстов. Они держат в руках литургические свитки, как бы принимая участие в чинопоследованиях, совершающихся перед ними на земном и одновременно на небесном алтаре. Над алтарем, в конхе алтарной апсиды, находится изображение Богородицы. Ее руки простерты в положении Оранты, молящей Бога за нас и помогающей своими руками донести наши молитвы до Пантократора в куполе над ней⁶⁸(рис. 32). С ней в нимбе ее чрева как правило находится младенец Христос, образ воплощения, который делает это жертвенное заступничество возможным. Над этим в верхней части алтарной арки изображен престол божьего суда, где осуществляется жертвенное заступничество перед Богом. Схема, основанная на последовательном изображении в образах эпизодов истории спасения, художественно и богословски объединяется с космически-эсхатологической схемой. Фрески, изображающие историю спасения во Христе и соответствующие литургическим празднествам, простираются вдоль стен церкви по часовой стрелке горизонтальными поясами, подобно обручам, связывая историю спасения прошлого со спасительным обновлением настоящего. На этом фоне церковная община осуществляет таинство своего искупления вместе с богослужением небесной Церкви.

Символизм церкви, выраженный и во внутренней архитектуре церкви, и в расположении изображений на стенах, являет нечто большее, чем воплощение вселенной в видимых образах. Включенный в богослужение, он обновляет и укрепляет связь между «тварным» и «нетварным» миром, осуществляемую Христом и возобновляемую в таинстве евхаристии.

Специфика византийского осмысления литургических образов, в том числе созданных средствами иконописи, стенной живописи, мозаики, связана с самоидентификацией Церкви, рассматривающей себя в качестве образа будущего царства. В православии учение о епископате, как основании единства Церкви, существовало рядом с эсхатологической экклезиологией, представлявшей Церковь образом царства божия. Все великие богословы ранневизантийской Церкви так или иначе подчеркивали эсхатологический, а не исторический, связанный с внешней структурой и ролью епископа, аспект Церкви. Именно эсхатология изначально составляла центральный и главный аспект православной экклезиологии, определяла своеобразие Церкви (и определяет в ее возрожденном ныне варианте). В православии «из всех экклезиологических моментов на первое место ставится ожидаемое Царство Божие. Церковь готовит путь к Царству в том смысле, что она является его образом»⁶⁹.

В византийском мировоззрении по сравнению с западным, переход «к статическим мыслительным схемам метафизики и мифа»⁷⁰ имел более выраженный характер. В соответствии с утвердившимся «мифологизированным» взглядом на мир, восточное богословие представляло Церковь реальным образом будущего царства, то есть происходящим здесь и теперь объединением божественного и человеческого. Сама епископоцентричная структура Церкви понималась здесь эсхатологически. Епископ, стоящий над общиной, воспринимался не как викарий, представитель или посол Христа (это произошло гораздо позднее под влиянием схоластики), а как образ Христа, пресвитеры вокруг него являли собой апостолов и т. д. Все служения Церкви воспринимались не только как установленные властью Христа (непосредственно или через епископат), но и как тождественные служениям Христа. Эсхатологическая экклезиология дополнялась евхаристической, согласно которой эсхатологическая реальность осуществлялась в Церкви благодаря таинству соединения человека с Богом в евхаристии. В этом смысле Церковь мыслилась, как созидаемая евхаристией.