Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

В Церкви, согласно этим воззрениям, действительно происходило взаимопроникновение божественного и человеческого, духовного и материального. Считалось, что члены тела Христова не только просвещаются Духом Святым; очищаются и становятся способными к будущему спасению, принимая через него благодать, а преображаются уже здесь и теперь, в том числе и телесно. Как писал Григорий Нисский на заре византийского богословия: «Мы – члены, составляющие Тело Христово… Чтобы тело пребывало по естеству своему целым, необходимо, чтобы и отдельные члены его были соединены с главою, по сущности своей вполне будучи тем же, что и глава. Если главу разумеем бессмертною и нетленною, то, конечно, должны сохраняться в нетлении и члены»⁷¹. Единство же Церкви, равно и «обезвреживание яда смерти» противоядием или «лекарством бессмертия», достигается через таинство причащения. «Тело, преданное на смерть Богом, входя в наше тело, целиком его претворяет и прелагает в себя» и возводит нас «до божеского достоинства»⁷².

Весь период с IV по IX в. проходит под знаком утверждения такой модели экклезиологии, в которой Церковь предстает реальным объединением земли и неба, осуществляет, хотя и отчасти, царство божие на земле. Эта цель достигается прежде всего в литургии, поэтому все ее символы в это время утверждаются в первую очередь не как являющие символизируемую реальность, а как приобщающие к ней. Все частные образы, вербальные и визуальные, которыми насыщен православный культ, все символические действия, составляющие литургию, актуализируют, возобновляют вновь и вновь единство тварного и божественного, реализуя эсхатологическую идею Церкви.

Так восприятие символа оказывается привязанным к экклезиологии. Представления Церкви о собственной природе и назначении определяют понимание культового символа (в том числе изображения), как являющего реальность и объединяющего с ней, когда Церковь идентифицирует себя как мистическое тело Христа; и как абстрактного, изобразительного, имеющего субъективную значимость, когда Церковь воспринимает себя как организация, способствующая совершенствованию человека и его будущему спасению. По словам А. Шмемана, сама Церковь (в классическом византийском понимании) есть «символ и образ единого мира, Тело Христово, когда это забывается, то и все остальные символы забываются»⁷³.

Экклезиология, понимание природы символа и священное изображение в православии постпатристического периода