Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

Согласно современным католическим представлениям, литургические символы воссоздают реальность, на которую они указывают. Это относится к чинопоследованиям и обрядовым действиям, но не распространяется на произведения архитектуры и изобразительного искусства. Восходящая к средневековью традиция, отдающая предпочтение слову по отношению к художественному образу, сохраняется. Реальность событий, представленных в литургии, достигается прежде всего через слово. Изображение не являет божественную реальность, а только указывает на нее, оказывая психологическое воздействие на участников богослужения. При этом изобразительное искусство все же служит целям литургии, поскольку актуализирует религиозное чувство. Средствами искусства создается определенная психологическая атмосфера, благоприятная для расположения чувств и всей личности к желаемой религиозной активности. По словам М. Роуза, «удачные произведения искусства подчеркивают архитектуру и литургию и привлекают наш разум к Богу своей красотой и смыслом… Храм учит и евангелизирует. Это достигается не только благодаря его форме и предназначению, но и посредством произведений изобразительного искусства. Церковное искусство рассказывает библейские истории, говорит о Христе, о святых, о самой Церкви…»¹⁰⁹

Отношение к символу в современном католицизме полностью соответствует экклезиологической модели, утвержденной на II Ватиканском Соборе. Первый официальный шаг к признанию новой доктрины Церкви сделал папа Пий XII в своей знаменитой энциклике Mystici Corporis (1943), которая подробно рассматривала таинственные отношения Церкви с Христом и Святым Духом. Преодолевая понимание Церкви, слишком ориентированное на социологические и юридические категории, он описывает ее как мистическое тело, объединяемое не властью, а неким внутренним началом, «которое, действительно существуя и действуя как во всем организме, так и в отдельных членах, столь превосходно, что само по себе безмерно превышает все объединяющие связи, которые скрепляют любое физическое или социальное тело. Это начало принадлежит не природному, но сверхприродному порядку и даже, более того, в себе самом бесконечно и нетварно: оно есть Дух Божий…»¹¹⁰ В последние перед II Ватиканским Собором годы внимание к теме «мистического тела» все больше возрастало вместе со стремлением «покончить со слишком человеческой концепцией Церкви как победоносной, торжествующей завоевательницы» и заменить ее концепцией более «имманентной, сверхъестественной и евангельской»¹¹¹. В результате Церковь стала принципиальным объектом внимания II Ватиканского собора, который провозгласил «сакраментальное» виденье Церкви, как таинства «интимного соединения с Богом и с другими людьми»¹¹². В основе «Догматической конституции о Церкви» («Lumen Gentium»), принятой собором, лежит паулианская доктрина Церкви как мистического тела Христа¹¹³. Согласно новым католическим воззрениям, единство Церкви обеспечивается прежде всего не единовластием папы, а тем, что все члены Церкви составляют одно тело, главой которого является Сам Христос, таинственным незримым образом поддерживающий реальное земное единство Церкви. Новый взгляд содержит понимание Церкви как единой реальности (одновременно и видимой, и невидимой). Как гласит «Догматическая конституция», «общество, представленное иерархическими организациями и Мистическое Тело Христа не могут быть рассматриваемы как две реальности, как видимое собрание и спиритуальная общность, как земная Церковь и небесная Церковь. Скорее они формируют одну соединенную реальность, которая включает божественный и человеческий элемент»¹¹⁴. Таким образом, социальная, видимая сторона Церкви обладает сакраментальной природой. Поэтому, по мнению современных католических теологов, «ее нельзя определять, исходя из светских параметров, как это сделал в ответ на протестантскую реформу Роберто Беллармино»¹¹⁵.

До недавнего времени католическая церковь рассматривала себя как общество людей, объединенных общей верой, принимающих участие в одних и тех же таинствах и находящихся под управлением римского папы, наместника Христа на земле. При таком понимании Церковь представала фактически как земное учреждение, призванное оказывать верующим помощь в продвижении к спасению. Ее сверхъестественная сущность отходила на второй план. Надо отметить, что приведенное выше определение, сформулированное в XVI в. Р. Беллармино, вполне соответствовало реальному историческому облику католицизма, служило его адекватным отражением. Но в течении XIX в. постепенно приходило понимание того, что под натиском рационализма и неверия Церковь может сохраниться только при условии восстановления ее спиритуального, сверхъестественного, сакрального характера, практически утраченного ей в течение позднего средневековья и нового времени. В годы, предшествующие II Ватиканскому Собору, доктрина «мистического тела» была тщательно разработана, официально утверждена на нем и стала общепринятой в католицизме последних десятилетий¹¹⁶.