Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

Еще в канонах церковного права 1917 г. литургия представала как «общественный культ», и Церковь устанавливала его внешние чинопоследования как общественный обряд, ради исполнения обязательного поклонения, а для его отправления назначала специально уполномоченных «совершителей культа»⁹⁰. Подобное культовое понимание литургии было господствующим вплоть до энциклики «Mediator Dei» (1947 г.) папы Пия XII, включая и эту последнюю: «Святая литургия – это публичный культ, который наш Искупитель воздает своему Отцу как глава Церкви; это также культ, воздаваемый сообществом верных своему главе и через Него Предвечному Отцу; одним словом – это единое поклонение мистического Тела Иисуса Христа, то есть Главы и его членов»⁹¹.

II Ватиканский Собор католической церкви, проходивший в 1962–1965 гг., провозгласивший идею «aggiornamento» («осовременивания», «обновления» Церкви), провел в жизнь литургические и канонические реформы. «Литургия справедливо считается осуществлением священнического служения Иисуса Христа: в ней освящение людей выражается через чувственно воспринимаемые знаки и совершается свойственным каждому из них образом, и в ней же мистическое тело Христа, то есть глава и его члены, осуществляет публичное богопочитание во всей его полноте»⁹². Практически все элементы этого описания, предложенного Собором, взяты из «Mediator Dei», но в двух пунктах есть движение вперед по отношению к энциклике. Во-первых, оно сильно подчеркивает роль символа в литургии, во-вторых, утверждается, что символы нужны не только для культа, как для действия направленного от человека к Богу, но и для освящения человека, как действия, направленного от Бога к человеку. Двойное движение в литургии, от Бога вниз к человеку, и от человека вверх к Богу является более четко выраженным – символ есть «канал», по которому идет циркуляция в обе стороны.

Послесоборная богословская мысль отмечает, что на протяжении позднего средневековья и нового времени, в понятии «культа» стало неоправданно доминировать человеческое поведение, так что (и это доказывается всей историей бытования понятия вплоть до II Ватиканского собора) возникла опасность представлять себе встречу между Богом и человеком как результат человеческих усилий. Когда человек в отправлении культа приближается к Богу, он не просто желает выразить должное признание Богу, – он, в то же время, желает вызвать на себя благодатное нисхождение Бога, вследствие чего такие представления оказываются в опасной близости к пелагианским, если не прямо к магическим, воззрениям. Хотя в литургии представлены два направления – анабатическое (от человека к Богу) и катабатическое (от Бога к человеку), – все же до последнего времени первое являлось определяющим.⁹³

Киприан Ваггаджини дает следующее определение литургии, отражающее современный взгляд католицизма на эту проблему: «литургия есть комплекс знаков вещей священных, духовных, невидимых, установленных Христом и Церковью; знаков, которые действуют каждый по-своему, через которые Бог посредством Христа, Главы и Первосвященника и при помощи Св. Духа освящает Церковь и через которые Церковь отсылает ее служение Богу (также посредством Христа и с помощью Св. Духа). Таинство евхаристии – единственный «порт» спасения, через который реализуется причастие к божественной жизни, которое Христос сообщает человеку, давая ему Дух, и таким образом объединяя его с Ним и с Отцом»⁹⁴. Литургия – продление посреднического действия Христа, является религиозным символом. Формируя мост, который ведет от трансцендентного к имманентному, он имеет миссию помощи всему миру. При этом символ понимается как место для жизненного обмена между Богом и человеком.

Современное католическое богословие принимает древнюю точку зрения: реальность достигает нас через чувственную вуаль символов. При противоположном понимании литургия превращается в игру пустых символов⁹⁵. В богослужении символы: символические священнодействия, жесты, позы, слова, естественные и искусственные предметы, одеяния становятся «явлениями сакрального». Католические авторы восстанавливают христианское понимание символа, которое определяется «исполненностью Богом» тварной реальности. Мир не растворяется в Боге, а является местом пребывания Бога, посредствующим звеном для общения между Богом и человеком. Образцом и моделью для подобного коммуникативного понимания символа является человеческая природа Христа и, тем самым, также и евхаристия.

Подобное восприятие символа вносит коррективы в пропагандировавшееся схоластами понимание, согласно которому тварное представляет собой лишь осуществленное воздействие на него нетварного, после чего первое больше не находится с последним в живой связи⁹⁶. Современный католицизм выражает желание отказаться от «символического номинализма» и вернуться к реалистическому пониманию символа.