«Священные войны» Византии

На смену теократическому государству примитивного типа была построена настоящая империя с разветвленным государственным аппаратом. Халифы из династии Омейядов не особенно категорично придерживались религиозных ограничений – политический быт и целостность государства интересовали их куда больше. И нет ничего удивительного в том, что хотя всю свою жизнь Муавия воевал с Византией, в массе своей чиновники Арабского халифата состояли из персов и этнических греков. В своей политике Муавия и его преемники опирались не на этнических арабов, а на мавали – новообращенных в Ислам жителей покоренных государств. Чем, естественно, вызвали глухое недовольство консервативных сарацин. Зато это позволило им значительно расширить пределы Халифата, завоевав огромные территории к Югу от Средиземного моря и далеко на Восток[840].

У самого Муавии секретарем стал христианин Сарджун ибн Масур, которого он приблизил к себе. Начали устрояться специальные почтовые станции, обеспечивавшие быстрое перемещение корреспонденции от Дамаска в провинции, причем ими могли пользоваться и частные лица[841].

Новый халиф был уже далеко не молод – ему исполнилось около 60 лет. Неказистый на вид, коротконогий, с непропорционально большой головой и глазами навыкат, он слыл гурманом и обзавелся солидным брюшком. Зато, в отличие от своих предшественников, Муавия обладал куда большим кругозором и культурой. Довольно поздно приняв Ислам, он был чрезвычайно толерантен к иноверцам и имел редкий талант выбирать нужных людей. Сам он так говорил о себе: «Я не применяю меча там, где мне достаточно бича, и не применяю бича там, где мне достаточно языка. Даже если бы меня связывала с людьми одна волосина, и то я не порвал бы ее: если бы они потянули ее, я бы отпустил ее, а если бы они отпустили, я бы потянул ее»[842].

Сирия, которой ранее управлял Муавия, вскоре стала центром Халифата. Однако это было той областью, где мусульмане никогда не жили изолированно от завоеванного ими населения, вследствие чего религиозная толерантность находилась на невиданной высоте. Как говорят, сам Муавия был провозглашен халифом в Иерусалиме, после чего молился в гробнице Пресвятой Богородицы. При всей многочисленности его военных походов по своей натуре новый халиф являлся скорее дипломатом, чем военным, и если можно было решить вопрос путем денег, никогда не упускал такой возможности[843].

Помимо этого, Омейяды совершили настоящую революцию, установив династический принцип наследования верховной власти. Правда, в первое время халиф неизменно встречал сопротивление со стороны многих авторитетных аристократических арабских родов – в первую очередь проживающих в Медине. Поэтому Муавия отправился туда лично во главе 1 тысячи всадников. Часть его противников бежала в Мекку, а оставшимся он объявил, что его сын ничего не сделает без совета с ними. Впрочем, и на этот раз он встретил отказ. Тогда Муавия отделил четырех самых авторитетных лиц и, уединившись с ними, произнес: «В другое время, когда я говорю перед народом, я позволяю любому говорить против меня что ему угодно; но того, кто противоречит мне сегодня, я мечом заставлю замолчать». В страхе его собеседники согласились принять присягу и дать клятву верности престолонаследнику[844].

Немного забегая вперед, скажем, что хотя династия Омейядов правила менее одного столетия, успехи ее впечатляющие. На всей территории Арабского халифата была введена единая монетная система (ранее там повсеместно имели хождение византийские и персидские золотые монеты), вся официальная переписка отныне велась на арабском языке, и он стал государственным языком. Без этого, согласимся, невозможно было бы говорить о единой арабской культуре и арабской государственности[845].

Но вернемся в византийскую столицу. Мир на восточной границе позволил императору сосредоточиться на северных территориях, к тому времени уже почти полностью оккупированных славянами. Они настолько широко расселились по Македонии, что эта страна стала, по существу, славянской. Были захвачены Фракия, Эмимонт, Родоны, а знаменитая Фессалоника перенесла две осады, правда, закончившиеся для нее удачно. Едва арабы перестали угрожать Римскому государству, Констант немедленно организовал поход против славян, оказавшийся очень удачным. Он, конечно, не смог в корне пресечь угрозу, но обязал тех отказаться от военных набегов, взяв со славян много дани и пленных[846].

Как ни странно, но в унисон политики своего деда Констант расселил пленных на тех же Балканах – в противном случае славянские набеги могли полностью поглотить Римскую империю. А так были задействованы старые, проверенные формы взаимоотношений с варварами, уже позволившие решить германскую проблему. Царь даже сделал попытку привлечь славян в римскую армию, и хотя таким способом увеличил ее численность, славяне были ненадежными солдатами, легко переходившими на сторону врага и слабыми в дисциплине.