Она бросила на него растерянный взгляд, подхватила свою сумку и отскочила в сторону — очень вовремя, потому что вошли отец и Кира. Извинившись, Катя все же умчалась.
От Жданова.
К Зорькину.
За красной пеленой было плохо понятно, что говорит отец.
Слишком поздно?
Да щас!
Распаленный, неудовлетворенный, взбудораженный Жданов отвечал невпопад, мечтая, чтобы все они провалились сквозь землю.
Малиновский известие о хлопнувшей двери принял как-то совсем плохо.
— Нет, ну как так можно-то вообще? А если бы!
— Можно… Нужно было, — устало объяснил Жданов, не понимая из-за чего вся эта паника. Все равно скоро всё откроется, какая уж теперь разница, когда и как.
— Да кто бы там ни был, — продолжал кипятиться Малиновский. — Кто бы там ни был! Главное — что это не Кира, не Вика и не Маргарита. А вот, если бы это были они, вот тогда все! Андрюш, я тебя умоляю, ты можешь посмотреть реальности в глаза? Просто в глаза вот так вот взглянуть? У тебя еще на одну проблему стало больше! И на какую проблему.
— Если бы на одну, Малиновский…
— Ты можешь забыть о Пушкаревой? Я тебя просто прошу об этом! Как друг. По-человечески. Сейчас можно подумать только о совете директоров. Это сейчас главное. А ты должен сохранять присутствие духа, а не вот это…
И он невнятно замычал, кого-то там изображая.
— Послушай меня, головой я все прекрасно понимаю. Но не получается у меня… Ну не получается у меня ничего, Малиновский.
И Жданов без всяких сил уронил голову на стол.
— Ну что, Катенька, поговорим? Не хочешь? Ну и правильно, а что просто так то разговаривать? Щас выпьем, поговорим по душам… А?
Беретка, забытая Катей, кивнула и покачала головой, согласно движению руки Жданова. Он чокнулся с этой береткой.
— Не хочешь. Ну ладно… Не уважаешь? Я тебя не понимаю, Кать. Ты не хочешь меня? Я не достоин быть отцом твоего ребенка? Ты хочешь спрятать его от меня? Что мне делать, Катюш? Я не знаю… Заставить тебя? Кать, молчишь? Почему ты молчишь, Катя? Неужели этот Зорькин будет для тебя лучше, чем я? Я не могу в это поверить. Кать, верни мне мою Пушкареву, которая мне никогда не врала. Кать, пожалуйста…
Вздохнув, Жданов сложил беретку в карман, ну куда она помчалась с голыми ушами, зима же, и, пошатываясь вывалился из кабинета.
В коридоре он встретил Юлиану, которая сказала о том, что Олечке Вячеславовне стало плохо, и что все поехали к ней. Катя тоже?
А ведь как она спешила домой!
Что же, у Жданова наметилась вполне четкая цель.
Надо же отдать человеку головной убор, пока у неё окончательно в голове все не промерзло.
========== 34 ==========
В лифте Жданов вспомнил другой лифт — в котором они с Катей целовались в Миланском отеле, а следом хлынули воспоминания о сегодняшнем утре, которое, казалось, было уже сто лет назад. Безжалостная февральская Москва смяла под своими подошвами солнечную европейскую беззаботность.
Этим далеким сегодняшним утром Жданов проснулся в одной постели с Катей — теплой и сонной, смущающейся и трогательной. Он вспомнил, как долго и лениво целовал её пальчики и плечи, спину и руки, грудь и шею — просто так целовал, без ослепляющей вспышки страсти, приключившейся с ним ночью. Никак не мог оторваться от её гладкой кожи и родного запаха, и бормотал что-то путанно-нежное, и дышал в ямку у неё на ключице, и не было ему, до конца не проснувшемуся, в те минуты никакого дела до того, честна ли с ним Катя или нет.
А потом они поняли, что опаздывают, вскочили, как ошпаренные, хаотично бросая вещи в чемоданы, и доцеловывались уже в лифте, а потом в такси, а в самолете он спросил, отменит ли она теперь эту нелепую свадьбу с Зорькиным. А Катя ответила, что они обсудят это все чуть позже, и это её неизменное «позже» взорвалось у него в голове, в клочья разнеся все нежности.
Катя тут же заснула у него на плече, а Жданов пялился на равнодушные к нему облака и чувствовал себя неумолимо одиноким.
Стоя на обочине и время от времени помахивая рукой, чтобы поймать такси, Жданов безнадежно листал телефонную книжку — номера Ольги Вячеславовны там не было. Тогда он вспомнил про Милко. Буквы прыгали перед его носом.
Он обо всем поговорит с Катей — сегодня.
Он не будет больше тянуть и заставит её позабыть о всех её «позже».
Катя и ребенок принадлежат ему, и он прямо сегодня заберет их к себе домой.
Преисполнившись самыми решительными намерениями, Жданов услышал в трубке:
— Да, мой пупсик, мой сладкий пупсик?
— Какой пупсик? — возопил Жданов. — Ты что, с ума сошел? Ольгу давай!
Милко полопотал какие-то угрозы и передал наконец трубку. Осведомившись о здоровье Ольги Вячеславовны, Жданов взял быка за рога:
— А Катя-то там? Да Пушкарева, конечно, Пушкарева. Вы что, знаете еще одну Катю, что ли?
Не с первой попытки открыв дверцу такси, которая так и норовила увернуться из его рук, он плюхнулся на сиденье.
Екатерина Жданова, вот как скоро будут её называть.
Жданова!
Не Зорькина!
Это он молодец, что ждет Катю у подъезда. Проще будет чемодан из багажника изъять.
И ведь, главное, она ему что сказала? Что ей срочно домой надо. А сама что? Поехала навещать больную коллегу!
Снова вранье!