– Твой эльф, вероятно, уже мертв, и я не хочу тратить время на то, что, скорее всего, окажется тупиком, – с яростью сообщает она, моя руки в воде и оставляя после себя красный оттенок.
Мои родители заточили меня в книгу с определенной целью, и эта цель не предполагает наблюдения за тем, как ведьма играет со своими волосами. Может, она и потешается над замком и ключом, но если бы она знала правду, то не тратила бы мое время подобным образом.
– А если он жив, то его дни сочтены.
Чем дольше мы бездействуем, тем ближе кто-то подбирается к перу. Мой брат преуспел в том, чтобы сохранить эти предметы в тайне, но короли любят болтать. В конце концов, о моем освобождении узнают. Тогда на нее натравят гончих, и у нее не хватит сил остановить это.
Я не могу позволить кому-то заполучить кольцо; все будет потеряно, если я не доберусь до него вовремя. Находиться под чьим-то контролем не входило в планы, но иначе никак. Я спрятал кольцо в храме, но я не могу просить Дэкс отвести меня туда. Я ей не доверяю.
– Мне нужно призывающее заклинание. Ты можешь сотворить его? – внезапно спрашивает она, упирая руки в бока.
Кроваво-красная книга выглядывает из ее сумки, и в моей груди разгорается огонь. Ничто не должно было отпереть книгу, даже кровь ведьмы. Я не переставал думать об этом с тех пор, как снова вырвался в мир, но до сих пор так и не смог в этом разобраться.
– Что ты собираешься призвать? – я расцепляю руки и подхожу ближе к ней. Челюсть Дэкс сжимается, и ее тело слегка напрягается. Она смотрит на меня так, словно я хищник, подкрадывающийся к своей жертве, только я не чувствую в ней никакого страха.
– Ты должен был просто ответить «да» или «нет». – Она, в свою очередь, скрещивает руки на груди.
На моих губах играет легкая улыбка.
– Позволь мне перефразировать вопрос: кого ты намерена призвать? – С каждым словом я подхожу к ней ближе, и ее тело напрягается все больше и больше, но она не съеживается. Запах свеклы щекочет мои ноздри, когда ее голова оказывается всего в нескольких дюймах от моей, и я практически чувствую, как быстро бьется ее сердце. Расправив плечи, она с вызовом вздергивает подбородок, но ее собственные эмоции выдают ее страх.
– Это не важно, – беспечно произносит она, сокращая то небольшое расстояние, которое есть между нами, пока не остается всего дюйм. Она запрокидывает шею почти до упора, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. Несмотря на разделяющую нас одежду, я чувствую исходящий от нее жар ее тела, более теплый, чем солнечные лучи. После всех людей, которые меня окружали сегодня, и отсутствия таковых в течение последних двухсот лет, способность чувствовать кого-то другого поистине невероятна. Даже ощущение, которое разливается в моей груди от возможности поговорить с другим человеком, не идет ни в какое сравнение с лучшими винами.
Увы, она всего лишь воровка. И все же в ней есть что-то знакомое, как будто я встречал ее раньше. Но мои чувства выходят за рамки обычного узнавания. То, что высвободило меня из книги, не должно вызывать такую бурю эмоций. Возможно, чтение ее настроения является следствием, однако реакция моей души, когда я вижу ее, пугает меня.
– Как раз наоборот, дорогуша, – мрачно шепчу я. – Потому что, если бы у тебя было хоть немного чувства самосохранения или мудрости, ты бы знала, что скрывать от меня то, что поможет нам избавиться друг от друга, будет означать только то, что мы застрянем друг с другом надолго.
Она вздрагивает, когда понимает, что я ответил ей ее же словами.
– Ты задаешь слишком много вопросов, – бормочет она, отстраняясь и забирая с собой все тепло. – У тебя свои секреты, а у меня – свои.
– А теперь, может, разожжем огонь и поговорим обо всем, что терзает наши души? – предлагаю я, позволяя хаосу моей силы просочиться в мой разум. Такая реакция не в моем характере – она просто заставляет меня чувствовать себя живым. Я был так долго лишен общения.
Она устремляет на меня свирепый взгляд, предупреждая, чтобы я прекратил это. Она и не подозревает, что я могу заглянуть в сердце ведьмы; она наслаждается остроумными ответами. Да, она несравнимо раздражена, но еще не призналась сама себе в том, что испытывает от этого трепет.
– Мы можем поговорить о наших глубочайших страхах и… – я теряю дар речи, когда она начинает развязывать свои верхние юбки, бросая их в кучу на песке. – Что ты делаешь?
– Я собираюсь искупаться, а ты ведешь себя как зануда, – ядовито сообщает она, хватаясь за ткань туники и собираясь снять ее через голову, но замирает, когда доходит до груди.
– Отвернись. – Она приподнимает брови, не веря, что я сам не додумался до этого.