Нет, не изощренные неистовства, которым Драконт подверг Фэйдру и Хели, потрясли Мавсания! Он и не такое видал. Для Мавсания было бы вполне естественно, если бы Драконт все же не сдержал вожделения, овладел так и не пришедшей в сознание незнакомой девушкой и своими безумными ласками довел бы ее до смерти. Ведь если Драконт чего-то или кого-то желал, для него не существовало препятствий. Но… Но он, обуреваемый жестокой страстью и невыносимой жаждой обладания, все же нашел в себе силы не обрушить их на бесчувственное и столь вожделенное тело. Мавсаний понимал, что, не окажись у Драконта под рукой Фэйдры и Хели, он велел бы привести в палатку кого-то из молодых, привлекательных гребцов, которые всегда были готовы служить господину каким угодно способом и порою беззастенчиво строили ему глазки. А если бы не удалось найти столь покладистого юнца, он ласкал бы сам себя в тех же приступах неистовой страсти, которая овладевала им при виде этой незнакомки.
Этой твари, как называл ее Мавсаний…
Тварь, конечно, была наделена волшебной силой! Она оказалась одной из тех редких женщин, которые, как слышал Мавсаний, могут приобрести безграничную власть над любым мужчиной. Говорят, такие женщины благословлены Афродитой, однако кто ответит: кем прокляты те мужчины, сердцем и разумом которых они овладевают?! Ибо участь их оказывается самой что ни на есть печальной… Драконт был пронзен стрелой Эроса при одном только взгляде на девку, а вид у нее при этом был самый неприглядный. Что же станется с господином, когда эта тварь очнется, отдохнет, будет хорошенько отмыта, накормлена, облачена в драгоценные ткани и дорогие украшения, а главное – когда она поймет, что может делать с сердцем и плотью Драконта Главка все, что ей заблагорассудится?!
Какая-то безродная девчонка получит в полную власть наследника Главков, которому предстоит продолжать это славное племя…
Однако ужас положения заключался не только в ее безродности. Даже будь она равной Драконту по родовитости, обладай богатым приданым и годись ему в жены, все равно от нее следовало держаться подальше. Мужчина не должен позволять женщине безраздельно владеть собой, будь она жена или шлюха! Все эти красивые слова о стрелах Эроса, которые поражают сердца, хороши только для поэтов, которые изощряются в своем мастерстве, нанизывая на стилус выспренние строки о выдуманной любви и пытаясь уверить людей, будто и они способны испытывать те же неистовые чувства, которые в баснословные времена создания мира владели богами.
Поэзию Мавсаний почитал вещью безусловно вредной, поселяющей в умах ненужные мечтания, обременяющей сердца ненужным томлением и заставляющей людей попусту тратить время на поиски того, чего вообще не существует. Он был убежден, что существует только плотское влечение, которое разумный человек должен немедленно удовлетворять, чтобы переизбыток семени не ударял ему в голову и не сводил с ума.
В этом смысле Мавсаний вполне одобрял своего хозяина и даже восхищался той пылкостью, с которой тот потворствовал своим желаниям. Сам Мавсаний был всецело поглощен служению Главкам и, хотя имел жену, не навещал ее ложа с тех пор, как она зачала. Он просто-напросто не ощущал потребности в женском теле и не загорался к нему вожделением. Зачать ребенка – это тоже был его долг перед Главками, и Мавсаний его старательно исполнил. Больше рядом с женой делать ему было совершенно нечего.
Разумеется, родившийся у него три года назад сын тоже именовался Мавсанием и воспитывался в убеждении, что солнце восходит и садится там, где находится тот отпрыск рода Главков, которому он служит. Сам Мавсаний был всего лишь на пять лет старше Драконта и от души молился о том, чтобы тот вскоре женился, произвел на свет потомка – и, приняв на службу сына Мавсания, дал ему господина, которого тот сможет обожать так же верно и преданно, как сам Мавсаний обожает Драконта, и оберегать его от всех многочисленных бед, которые уготовили человеку бессмертные и коварные боги.
Драконт Мейкдон Главк уродился весьма непоседлив, участвовал в нескольких войнах, любил путешествовать – словом, жизнь его была постоянно связана с риском, однако никогда за все двадцать пять лет жизни около Драконта верный Мавсаний не ощущал такой страшной тревоги за его судьбу, как сейчас. И он был уверен, что не преувеличивает опасности. Всепоглощающая преданность, которую издавна испытывали предки Мавсания к предкам Драконта, наделяла их особенным чутьем – более острым, чем у собак! Они загодя ощущали беду, грозящую господам, и не щадили собственных жизней ради того, чтобы спасти хозяев. Один из Мавсаниев закрыл собой Главка от стрелы финикийского пирата. Другой схватил голыми руками гадюку, которая подползла к спящему Главку и уже готова была его ужалить. Третий подставил свою грудь в битве под меч врага, нацеленный в Главка…