Святое дело

Учительница, приехавшая из Киева, все объясняла по-другому. Она не ходила в церковь и не читала библию. И вот — еще одно доказательство существования небесной силы — поплатилась головой. Немцы повесили ее рядом с председателем сельсовета, на одном дереве.

После войны Михась Шилко больше не пошел в школу. Двоих старших братьев убили бандеровцы за то, что они отказались вступить к ним в отряд. Михась стал первым помощником отца в хозяйстве. А потом его вызвали в военкомат. Тогда-то он впервые в жизни увидел паровоз. Какая сила! Один везет столько людей и грузов. Не то что бедный Сирко, запряженный в подводу.

Железная дорога была лишь началом. За два с половиной года службы в армии Михаил Шилко узнал много нового и интересного, о чем раньше и не догадывался. Мать полагала, что сына научат только стрелять и маршировать. Но его, кроме того, научили думать. Он пристрастился к книгам, хотя чтение давалось ему вначале нелегко. Широкий мир, раскрывавшийся перед ним, все труднее было совмещать с понятием о боге.

Крестик Шилко снял еще в карантине, испугался любопытных товарищей. Около года каждый вечер, лежа в постели, в настоящей постели, он молился, беззвучно шевеля губами. Однако с каждым разом молитва становилась все короче и короче и наконец выродилась в два слова: «Слава Иисусу».

Письма приходили довольно часто, все они начинались и заканчивались благодарением богу. Там, дома, бог, видимо, еще властвовал по-прежнему. И Михаил иногда с опаской думал: как он сможет возвратиться со своими мыслями? Здесь, в армии, товарищи, с которыми он ест из одного котла, спит в одной комнате, учится одному и тому же делу, его не дадут в обиду ни богу, ни черту. А там… В лесах, говорят, есть невыловленные бандиты. Недавно земляк из соседнего села рассказывал, что бандеровцы закололи кинжалом комсомольца-тракториста.

Шилко ни с кем не делился своими тревожными думами, никому не давал читать свои письма, даже Синюкову. Он был уверен, что, если Синюков хотя бы один раз увидит «слава Иисусу» в письме от младшего брата Федьки, конец их дружбе. И товарищи, пожалуй, на смех поднимут.

Сколько он пережил из-за пасхального поздравления, оставленного в книге! Ведь лейтенант случайно мог обнаружить его и прочесть. А может, он и так уже догадался, почему Шилко медлит с вступлением в комсомол? А майор Лукьянов, а капитан Стрельцов?

Почему в среду в клубе устроили лекцию о религиозных поверьях? Правда, лекцию слушал весь личный состав. Интересная лекция, ничего не скажешь.

Нет, неспроста и в библиотеке посоветовали «Происхождение жизни на земле» и Ярослава Галана. Вот тебе и митрополит Андрей, граф Шептицкий, помазанник божий! Надо купить книгу Галана и послать домой, брату.

А Захидняк Андрей знает правду о графе со Святогорской горы? Наверное, да. Захидняк теперь уважаемый человек в колхозе, шофер. Даст бог, и Михаил Шилко скоро тоже получит права водителя. Но будет ли он комсомольцем? Если бы товарищи знали, как он хочет быть вместе с ними во всем, всегда, как он мается, места себе не находит, когда они без него решают свои комсомольские дела.

Шилко давно хотел поговорить с Синюковым прямо, начистоту или обратиться к лейтенанту Краснову. Пускай ему объяснят: есть бог или нет? Если нет, то кто же покарал Ивана Глушко, что жил рядом с церковным кладбищем?

В тот день нельзя было работать до обеда. По всему селу ревел некормленый скот, голодные собаки заглядывали в глаза хозяевам. Вся паства собралась у церкви. А Иван Глушко посмеивался, обрывал груши на дереве. И прогневил-таки бога! Сорвался на землю и разбился насмерть. Кто как не бог внушил встать на прогнившую ветку?

…Когда солдат Шилко, необычно бледный, чуть покачиваясь на коротеньких крепких ногах, с надеждой и опасением в осипшем голосе сказал: «За советом я к вам», лейтенант Краснов и не предполагал, что ему придется размышлять вслух о том, почему Иван Глушко ступил на роковую ветку.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

В конце февраля батарея выехала на полевые занятия. По плану они должны были продолжаться двое суток. После небольшого пятикилометрового марша колонна остановилась в лощине, окруженной высокими сопками. Стрельцов собрал командиров взводов, поставил всем задачу и уехал с Ярцевым на рекогносцировку.

К обеду подъедут многочисленные наблюдатели и командование. Стрельцов опасался вводных, которые так любил полковник Родионов. Он обычно задавал такие условия, что успех зависел прежде всего от инициативы и находчивости всего личного состава; на судьбу общей оценки мог повлиять промах каждого отдельного солдата. Это и тревожило.

Стоял легкий мороз. Внизу, в лощине, парил туман. Сопки, запорошенные снегом, были рябыми, остроконечные вершины их сливались с белым небом.

Местность была знакомая, Стрельцов, не глядя на карту, кратко бросал шоферу: «направо», «прямо».

«Окопы отрыть недолго, — размышлял. — Старые — полного профиля — только расчистить от снега. Хорошо, что тогда приказал забрать края валежником, обвалиться не должны».