Союзные эскадры едва успели бросить якорь в устье Св. Маврского канала, как получено было известие, что Эпирский наместник Али-Паша вторгся внезапно с 10 000 отборного войска в Превезу, предал мечу большую часть несчастных жителей, равно как и находившийся там французский гарнизон, состоявший из 250 человек. Командовавший оным генерал Ла-Сальсет, получив известие об угрожавшей ему опасности, принял тотчас все меры, к коим краткость времени и нечаянность нападения позволяли ему прибегнуть: он вооружил внутреннюю стражу, послал снаряды суллиотам[47]
, всегда готовым сражаться против неверных, сам же утвердил сильные аванпосты у Никополиса, где намеревался лично ожидать неприятеля. На рассвете (25-го октября) показались на высотах Михаличи знамена Али-Паши; он был приведен в робость, найдя французов (коих думал разбить врасплох) по эту сторону Превезы и готовых к упорной обороне. Вскоре последовала жестокая битва: в решительную эту минуту суллиоты, рассчитав, что после Превезы дойдет очередь и до них и что лучше подраться за себя, нежели за французов, сделали несколько выстрелов и ушли в свои горы. Отступление суллиотов произвело великую робость между превезянами, и некоторые подкупленные Али-Пашой изменники, воспользовавшись этим, начали кричать: «Мы погибли! Мы преданы нашему злодею!» Страх овладел всеми умами, греки начали искать спасение в бегстве, и все бремя защиты Никополиса пало на одних французов.Долго генерал Ла-Сальсет держался и, давая войску пример собой, отражал все нападения турок, но изнуренный числом неприятеля, получавшего беспрестанно подкрепления, он принужден наконец был сдаться. Превезяне обращали оружие свое на французов, думая отчаянным этим поступком купить пощаду у лютого Али-Паши. Между тем неприятельские войска, пойдя в обход, вступили в Превезу. Город находился в самом отчаянном положении, но мог быть спасен или получить по крайней мере выгодную капитуляцию, ежели бы несколько батальонов высадного войска, отправленных из Св. Мавры на подкрепление Ла-Сальсета, не принуждены были ради подувшего вдруг сильного противного ветра возвратиться опять в Св. Мавру. В крайности сей превезенскому французскому гарнизону оставалось только заставить неприятеля дорого купить свою победу: отчаянное его сопротивление равнялось с яростью бесчисленной толпы мусульман, умножавшейся всякий час. ‹…›
Число турок, стекавшихся отовсюду для грабежа, час от часу более умножалось: они, по обыкновению своему, предавали пламени многие части города и резали жителей без пощады. Али-Паша, желая один пользоваться добычей своей, явился среди города и, став в доме французского консула, приказал прекратить на время кровопролитие.
Бесстыдство и дерзость его были столь велики, что он осмелился написать французскому коменданту в Св. Мавру и генералу Шабо в Корфу, что все, происшедшее в Превезе, последовало только от недоумения, что видя, что французы перешли границу и укрепляются в Никополисе, он боялся ответственности перед Султаном и подозрения в предательстве, ежели бы оставался в бездействии, что, услышав о приближении флота русских, общих его и Франции неприятелей, он должен был их предупредить и занять Воницу, Бутринту и Превезу, наконец, просил он французских военноначальников очистить ему Паргу, обещая способствовать во всем французам, поссорить турок с русскими и лишить под разными предлогами сих последних нужных для эскадры их продовольствий. Коварный Али в то же время уговаривал паргиотов перерезать французский гарнизон, доставить ему головы убитых, обещая им за то милость свою и покровительство.
Сплетая таким образом козни, в которые вероломный Али-Паша старался уловить и турок, и христиан, и неприятелей, и союзников своего султана, он предался в Превезе всей лютости кровожадной своей души: сев на диване под окошком, он приказал на глазах своих мучить, пытать и резать поодиночке всех несчастных превезян.
Отовсюду из малой и средней Албании сбегались арнауты, чтобы участвовать в грабеже, столь ими любимом особенно, когда он не сопряжен ни с какой опасностью, так что Али-Паша к вечеру видел себя окруженным десятью тысячами бродяг и разбойников, истребивших, по крайней мере, 3 000 христиан.